“Пока диспетчер будет отчаянно обрывать телефон, пытаясь найти кого-нибудь, кто сможет помочь вам по радио, расслабьтесь. Помните – автопилот всё ещё работает, и автопилот – ваш лучший друг. Как минимум он лучший пилот, чем вы.”
Джеймс Мэй
10 апреля 2029 года. 03:32 по московскому времени. Рейс 2417 а/к "Аэрофлот" Лондон-Москва. Тип самолёта: Иркут МС 21-210. Где-то над восточной Германией…
Мы летели над восточной Германией. На этот раз меня поставили лететь с Харитоном Владимировичем Сельчуком – 51-летним пилотом-инструктором из Винницы. Он должен проверить, что я точно готов занять "левую чашку"… Ладно, готов стать капитаном, так понятнее?
Так стоп, я же не представился. Меня зовут Павел Андреевич Гоффман. Мне 27 лет. Живу в Москве, где и родился… хотя вообще-то я родом из небольшого городка под Берлином, но сейчас не об этом.
– …Это настолько опасные и некомфортные машины, единственной целью которых является перевозка заключённых в лагеря в Сибири. И это мне заявил человек, который работал на АНБ, а теперь работает на Honeywell! – рассказывал случай из жизни Сельчук.
– А что сказал тот француз, который работал на «Снекму»?
– Француз? А, ничего не сказал. Его разнесло с первого же бокала, и всё! Я его с тех пор и не видел…
– Ха-ха-ха. Ну у вас, конечно историй на любой случай жизни..
– О, Фриц, над твоей Родиной пролетаем.
Сельчук знал, что я бешусь из-за такого "национального" имени. Стоит сделать ремарку: мои предки обосновались в России в начале XIX века. В 1930-х их депортировали на Алтай. В 1993 году мои родители эмигрировали на "историческую родину", но через 20 лет, в 2013 году, вернулись, уже со мной.
– Харитон Владимирович, вы же знаете, что мне не нравится такое прозвище.
– Да не кипишуй ты. Ладно, прими управление на себя, мне отойти надо.
Вместо согласия я взял трубку бортового телефона и нажал кнопку вызова бортпроводника.
– Слушаю. – ответила Ольга.
Оля Неверова – старшая бортпроводница на этом рейсе. На каждый рейс дают новых людей, но мы так-то знакомы давно, так как именно она ещё в институтские годы свела меня с будущей женой Леной.
– Это Паша. Зайди в кабину.
– Хорошо.
Буквально через полминуты в дверь кабины постучали.
– Войдите! – крикнул Сельчук, одновременно снимая блокировку с двери.
– Что-то случилось?
– Да. Мне выйти нужно. – ответил на её вопрос Сельчук.
– Хорошо.
Харитон удалился из кабины, оставив меня контролировать ход полёта. И ведь условия для перелёта самые что ни на есть райские: умеренная облачность, попутный ветер на всём протяжении пути, никаких турбулентностей. Всё это делало нам серьёзное подспорье в виде скорого возвращения домой и экономии топлива.
– Аэрофлот двадцать четыре семнадцать, вызывает Берлин-центр. Работайте с Щецин-контроль на один два семь семь пять два.
– С Щецин-контроль, принято.
Я меняю частоту на радиостанции на приём Щецина и вызываю их.
– Щецин-контроль. Аэрофлот два четыре один семь, здравствуйте. Эшелон три семь ноль, сквок два ноль семь один. Следую по маршруту на точку Грамбов. Пересечение границы через пять минут.
– Вас поняла. Следуйте по маршруту самостоятельно.
Как только я закончил сеанс связи, в кабину вернулся Сельчук.
– Ну как там без меня?
– Докладываю: перешли под контроль Щецин-контроля. Продолжаем полёт на заданной высоте.
Харитон показал нам газету "Daily telegraph", где рассказывалось о том, что где-то в Либерии напали на базу миротворцев ООН. Впрочем, это была не новость ни для кого. Просто нужно было о чём-то написать, так как там уже пять лет идёт ожесточённая гражданская война, начатая известно кем.
– Эх, молодёжь… не поняли вы. Пишут, что на базу напали не повстанческие формирования, а какие-то нелюди. По описанию – обычные люди, но кидались как бешенные.
– Слушайте, Харитон Владимирович, ведь, если это не повстанцы, то кто? И если это нелюди, то зачем так писать, словно это какие-то твари из преисподней, тем более бешенство.
– Ага, но ты сам подумай? Если это какое-то новое оружие, то вполне могли написать, что там просто куча озверевших людей, это не зазорно. Тем более, что они молчать будут в ту же тряпочку, пока не прижмёт. – закончил он монолог и обратился к Ольге. – Можете быть свободны.
– Кхм, ладно. – ответила она и покинула кабину, плотно закрыв дверь.
– Понравилась?
– Вы о чём?
– Об Ольге. Молодая…
– Харитон Владимирович! У меня вообще-то свадьба на носу!
– Неужели? А фото твоей невесты есть?
В ответ на его вопрос я молча достал телефон, и развернув экран, показываю портретное фото Лены.
– А что, неплохой выбор. Из дома привёз?
– Смейтесь, смейтесь, в Москве познакомились. Вернее, нас познакомили.
– Ну, ладно, отстаю. Впрочем, можешь почитать поподробнее. – с этими словами Сельчук протягивает мне газету, которой размахивал всего минуту назад.
Я молча принял газету, и начал её читать.
"Согласно мнению независимых экспертов, имело место возможное заражение небольшой деревушки в районе границы со Сьерра-Леоне. ВОЗ и Минздрав России отправили свои группы вирусологов для изучения”
Сельчук вдруг отвлёк меня от чтения газеты и показал пальцем куда-то в сторону от самолёта.
– Ты смотри, что происходит. – сказал он.
– Активное воздушное движение. После пандемии тут вроде распределительные пункты “Красного креста” расположились, даже аэродром новый построили. – констатировал я.
– Это-то оно так, только я вот о другом говорю: самолётов слишком много. Необычно.
– Ладно, не наше дело, если ТИКэС[1] не завопит.
– Продолжаем полёт по маршруту.
Остаток перелёта до Москвы прошёл спокойно, ну разве что самолётов, летящих в противоположную сторону было подозрительно много. Правда где-то за сорок минут до Москвы вдруг все самолёты исчезли. Плюс, ниже нас образовался грозовой фронт, и сплошная облачность закрыла нам весь обзор.
– Аэрофлот двадцать четы… ть, посадка на илс ноль шесть …я визуально. – пытался нам сообщить информацию диспетчер.
– Пожалуйста, повторите. – ответил Сельчук, так как я осуществлял посадку.
– Аэро… ты… поса… ая…
До нас доходили лишь жалкие обрывки того, что пытался нам сказать диспетчер подхода.
– Это у нас радио не берёт, или они обделались? – заявил Сельчук, сорвав с себя гарнитуру.
– Не знаю. Самолёт только с фабрики, второй рейс, чему тут ломаться?
– Найдётся, чему.
– Тихо! – крикнул я и вслушался в то, что транслируют по радио.
– Нордвинд четыре три семь восемь, передаю вслепую: нет связи с Москва-круг. Следую эшелоном один восемь ноль скорость три три ноль, курс один пять шесть. Приём…
– Нордвинд четыре три семь восемь, Аэрофлот два четыре один семь. Слышу вас чётко и ясно. Нет связи с Шереметьево-подход.
– Понял вас.
