Город устало ревет и бьется в конвульсиях, будто его, беднягу, душат подушкой. Как последние капли кислорода по его артериям, по бурлящим переулкам стекаются в центр толпы тусовщиков. И каждый спешит за своим: наладить связи, забыться, получить лайк… чтобы уже на следующий день надеть подходящую маску и отправиться ей торговать. В круговороте этой агонии медленно гаснут и реальные цели, и самые сокровенные мечты.
К фатальному маршу легкомыслия и тщеславия еженедельно приобщался и Макс. Летним вечером такого-то воскресенья он причесался, надушился и посетил респектабельное питейное заведение в двух шагах от Электротеатра. Голубоглазый, тонкий, франтоватый столичный пижон с выдающимся горбатым носом и острыми, как хлебные корки, скулами искал место для хорошего съема – им-то оно и славилось на протяжении десятилетий. Здесь же можно было угореть с завсегдатаями интеллигентами и деятелями искусств – для столицы такой симбиоз гламура и духовности обычное дело.
Парень принадлежал к той породе 30-летних, в чьей биографии невозможно вспомнить ни одного романа длиной более нескольких месяцев, и кто почти бессознательно придерживается кредо “пока жив – не женюсь”. Женщин Макс любил – по силам искренне и самозабвенно, только недолго. Но еще больше любил, если они его слушают. Когда ему было пять, он взбирался на табуретку и на тарабарском английском распевал для бабушки тогдашние хиты MTV. Та неизменно, ни слова не понимая, хвалила, аплодировала и гордилась, а он тем временем потихоньку взращивал в себе артиста. Нотную грамоту прирожденный певец не учил, вокальные конкурсы – игнорировал, из юношеского хора – бежал, и впоследствии кичливо называл себя самоучкой.
Задумав очередную интрижку на одну ночь, Макс уселся за барной стойкой и опрокинул пару бокалов вермута подряд – жадный глоток, оливку под язык и – вуаля – что может быть проще – тепло разливается по затылку, а рот непроизвольно растягивается в улыбке. Он огляделся по сторонам. Казалось, что кандидатки в его постель сидели за столиками исключительно компаниями… и либо ворковали между собой вокруг десятка коктейлей Космополитан как неугомонная стайка колибри у цветочного куста, либо позировали для селфи. Парень предпринял еще несколько попыток отыскать среди них одинокую и в меру раскованную красотку. Да, девушек он находил так же легко, как и терял, и в своих запросах не скромничал: одна – доступная, но какая-то непромытая; другая – лощеная, но несомненно зажатая; третья – стройная, но мужеподобная, и ушами напоминает бойца MMA. До четвертой он не дошел и развернулся на полпути, едва почуяв, что цель застолблена.
Он уже отчаялся найти пару, как в зеленоватых отблесках богемных интерьеров проплыла вдоль бесконечно длинного бара статная рыжеволосая нимфа. В руках она несла пышный букет гортензий, похожих на воздушное голубое суфле. Неопределенного возраста, но с очень юным лицом, заметная издалека, эта девушка ярким пятном поглотила все пространство вокруг себя. Максим восхитился, нахохлился, гордо вздернул видный нос и… непроизвольно выпустил изо рта Мартини со слюной прямо на свои светло-серые брюки. Склизкая капля плюхнулась где-то в области паха. «Да какого хрена», – разгневался он. Убедившись, что никто не смотрит, Макс промокнул свежее пятно салфеткой и поспешил к незнакомке, придумывая подкат на ходу.
– Кх-м-м, – протянул он бармену, присев через стул от нее. – Мартини, пожалуйста.
Макс посматривал на девушку ненавязчиво и осторожно, и очень скоро напоролся на ответный взгляд. Она казалась слегка печальной или даже измученной, но в глазах ее бегали озорные дьявольские искорки, придающие лицу таинственности и характерности.
