Дорогой мой читатель, в руках ты держишь книгу, которая для меня как для автора представляет особенную ценность. И потому впервые я делаю предисловие к своему роману. Хотя правильнее было бы сказать «предостережение». Я убежден, что многие из тех, кто все же решит познакомиться с этой историей после моего вступительного слова, осилят этот нелегкий путь и прочтут ее до конца.
Возможно, это прозвучит странно и даже пугающе, но я искренне хочу, чтобы вы испытали боль во всех ее красках и степенях. Я желаю, чтобы ваше сердце разрывалось от тоски и печали, когда вы будете проживать события.
И если, перелистнув последние страницы романа, у вас появится внутреннее намерение найти хотя бы один, пусть даже самый скромный, способ поменять мир вокруг себя, я буду считать, что цель, к которой я стремился, создавая этот мир, достигнута. Я хочу, чтобы вы испытали вдохновение, но не от прочтения книги, а от того, что сделаете после.
Этот роман являет собой и тень, и свет. А чего в нем больше – решать только вам. Я надеюсь, что вы поймете разницу между настоящей болью, которую мы привыкли не замечать в обыденной жизни, и псевдостраданиями, которым предаемся ежедневно. Мне искренне хочется донести до вашего сердца нечто важное, от чего слезы, я надеюсь, будут растворять чернила на этих страницах. И пусть роман прочтут единицы. Он откроет вам новые дороги, сотканные из света и добра, частью которого, я уверен, вы станете хотя бы на какое-то время, а, возможно, и на всю жизнь.
Эта книга написана не для того, чтобы ее прочитали миллионы. Она создана вопреки законам позитивного мышления из внутренней глубинной потребности выразить ту боль, которую я встречаю ежедневно в настоящей жизни и ленте социальных сетей.
Я рад, и одновременно мне очень жаль, что именно невыдуманные грустные истории, которые бродили на просторах интернета, и стали источником вдохновения. Но именно сейчас ничто не питает мои творческие силы больше, чем невидимая часть нашей жизни, а, вернее, то, что мы усердно стремимся не замечать. Я всего лишь описал ту тьму, которую создаем мы сами.
И надеюсь, что, погрузившись в нее, вы найдете свет внутри себя и направите его на того, кто в нем нуждается. Мне верится, что страницы этой книги наделят вас ресурсами, которыми вы, по собственному убеждению, не обладаете. Ресурсами делать этот мир лучше…
Вы пройдете темной дорогой к свету, которым станете сами…
Боль – лекарство от смерти…
* * *
Утро выдалось пасмурным. Мерзкие капли моросящего дождя, словно иголки, укалывали лица тех, кому не повезло остаться дома. Нахмуренный Марк нервно менял галстуки, пытаясь найти тот, что сам завяжется на шее.
– Все как один, словно удавки, – он бросил лиловый галстук на кресло.
– Я не привыкла видеть вас в дурном настроении, – на пороге появилась приветливая немолодая женщина с пышными формами.
– Не люблю дождь, – Марк устало облокотился на спинку кресла. – В такие дни особенно близко ко мне подступает меланхолия.
Домоправительница подошла к журнальному столику, где были разбросаны уже изрядно помятые галстуки, и, взяв гранатовый, сделала петлю, которую позволил набросить на себя хозяин просторной квартиры с высокими потолками.
– Никогда не умела завязывать галстуки на мужчинах, – она затянула его, доведя узел до совершенства.
Марк устало взглянул в зеркало, потом в окно, занавешенное темным бархатом дождевых облаков.
– Я приготовила вам завтрак. Сырные булочки, круассаны с джемом, яичница, жареный бекон. Словом, все, что вы любите, и все, что так не сочетается друг с другом, – она усмехнулась.
– Позавтракаешь со мной, Лиза? – вопрос Марка больше прозвучал как просьба.
– Почему бы и нет, – она охотно согласилась. – Выпью кофе. От недостатка солнца меня клонит в сон. Не помешало бы взбодриться.
– Вялость – не самое неприятное из всех последствий такой унылой погоды, – Марк разглядывал блюда, определяя в уме очередность, с которой попробует каждое из них.
– Меня такая погода расслабляет. В подобные дни я обычно предаюсь теплой ностальгии, приятной тоске и грусти. Копаюсь в своей жизни. Ищу смыслы и закономерности. Отвечаю на вопросы, которые напрашиваются сами собой. Время в такие серые дни замедляется, а вместе с ним жизнь и мысли.
– Тебе повезло, что ты любишь такие дни, – Марк медленно пережевывал выпечку, стараясь распробовать вкус прованских трав в расплавленном сыре. – Я был бы не прочь сбежать от серости Стокгольма, чтобы триста шестьдесят пять дней в году наслаждаться солнцем. Я не склонен к тому, чтобы предаваться воспоминаниям о прошлом или мечтаниям о будущем. Куда больше меня интересует настоящее, слишком много нужно сделать сейчас. Потому подобная непогода не вызывает во мне того мистического транса, в который впадаешь ты. Меня она лишь нервирует, раздражает, вызывая приступы невротической аллергии. И единственное, чего мне хочется, чтобы кто-то придумал таблетку от непогоды типа тех, что я принимаю от бессонницы.
Лиза снова ухмыльнулась.
– Кажется, этим вы пошли в отца. В молодости он был таким же вечно голодным, как и вы. Каждый день проживал так, словно смаковал булочку. Каждое утро – новые идеи, планы, проекты. Каждый день – новое событие. И каждый вечер – новая победа. Удивительный человек… Я почти никогда не слышала, чтобы он о чем-то говорил в будущем времени.
– Да отец особенный, – Марк вздохнул и посмотрел в окно, в котором увидел бесперспективность сегодняшнего дня. – И как долго продержится такая погода, ты не знаешь?
– С севера пришел циклон. Говорят, дожди будут лить дня три. Не меньше, – Лиза вспомнила, что услышала по радио.
– Невероятно, – Марк скорчил лицо и жирными руками принялся стягивать галстук. – Позвони в офис, предупреди, что сегодня и завтра я буду работать дома. Пусть переадресуют рабочие сообщения мне на личную почту и отменят все встречи.
– Посвятите дни самобичеванию? – предположила домоправительница.
– Самобичевание, Лиза, больше по твоей части. А я займусь изучением фондовых рынков. На это обычно не остается времени. А мне не мешало бы углубиться в эту тему. Стоит проверить, не дурят ли меня мои собственные сотрудники.
– Вот и славно. Обедать и ужинать вы тоже будете дома? – уточнила Лиза.
– Да, пожалуй. Не хочу выходить. Не хочу, чтобы вместе с осадками на меня с неба обрушилась тоска. Тогда я точно стану похожим на тебя, а не на своего отца.
– Хорошо, тогда, если вы не возражаете, я приготовлю что-нибудь на свой вкус?
– Да, конечно, мне нравится любая твоя стряпня, – Марк пил кофе, закусывая виноградом. – Занавесь все окна, чтобы я не видел это уродливое небо… Я пойду в кабинет. Оскару можешь передать, что на сегодня и завтра он свободен.
