Коварт бесконечно сострадает людям, которые хотят найти смысл жизни, запертые в своих бренных мешках с костями. «Боль так приятна» – смешная, откровенная и, как ни странно, полезная книга.
Кейтлин Доути, автор книги «Съест ли мой кот мои глазные яблоки?»
Книга о боли вышла такой светлой, табуированная тема получила такое яркое и живое освещение, а переживания, которые должны вызывать мурашки, заставляют рассмеяться и поражают глубиной – все это говорит о мастерстве и обаянии Ли Коварт. «Боль так приятна» – победа парадоксов, аргументированная, смешная и бесконечно увлекательная точка зрения на мир, который большинство из нас знает, но мало кто понимает.
Эд Йонг, лауреат Пулитцеровской премии, автор книги «Я заключаю в себе множество»
Можно ли понять самих себя, если понять, что такое боль, – а точнее, почему люди ищут боли? До прочтения книги «Боль так приятна» я так не думала, но теперь мой ответ – да. Мне стало интересно, почему такую книгу никто не написал, и ответ таков: потому что только Ли Коварт могла ее написать. Это глубокая, потрясающе написанная книга, в которой раскрывается так много о человеческих желаниях, о принуждениях, ущербе и блаженстве. Если и существует великая американская научно-популярная книга, то перед вами именно она.
Джесс Циммерман, автор книги «Женщины и другие чудовища»
Тщательно исследуя распространенные сексуальные практики, Коварт ловко сочетает мемуары с исследованиями и наблюдениями и смело делится суровыми подробностями о собственном теле, которое жаждет ощущений. Книга актуальна для всех, кто стремится понять, в каких он отношениях с телом. Обязательное чтение для тех, кто пытается найти объяснение сложным отношениям с болью.
Стоя, писательница и порнограф
«Боль так приятна» – игра, в которой Коварт сплетает изучение боли ради удовольствия и свои личные, маниакальные телесные переживания. Последние сцены описаны очень живо: кровь, кишки, экскременты, распухшее или замерзшее тело; временами кажется, что читатель не осмелится дочитать книгу Коварт до конца. Но дочитать ее нужно, ведь лучшего исследования того, чем привлекателен мазохизм, не найти.
Илон Грин, автор книги «Последний звонок: правда о любви, похоти и убийстве в странном Нью-Йорке»
– У нас будут гости. Лучше пойдем в сарай, – говорит он.
Всего несколько часов назад я плакала на парковке у магазина тканей, стремительно скатываясь в знакомое уныние сезонной депрессии; но сейчас я бодра и взволнована. Я следую за ним босиком сквозь высокую мокрую траву по исхоженной тропинке двора. Он включил обогреватели во флигеле, подготавливаясь к моему приходу: трогательный жест, но и возбуждающий. Он знает, как я ненавижу холод, и раз уж мы оказались здесь, потому что я попросила сделать со мной нечто ужасное, тот зловещий факт, что я нахожусь в тепле, не остается незамеченным.
Я не знаю, что меня ждет, кроме боли. Я завожу ногу за ногу. Он весел; я что-то щебечу. У нас было приятное свидание, в котором участвовала его мама и едва приготовленный немецкий фаст-фуд, а затем кофейные коктейли в освещенном красным светом баре навынос у реки. Моя кожа немного согрелась после того, как я покурила на кухне. Он расстегивает молнию у меня на платье. Я переступаю через черную ткань, и он осторожно снимает с меня очки и лифчик. Трусики размером с почтовую марку остаются на мне. Все дело в мелочах.
У меня завязаны глаза, я лежу в старом гинекологическом кресле, ноги закованы в холодные и грозные кованые стремена. Я привязана к креслу за шею и под грудью. От тугих веревок накатывает паника и мне не хватает воздуха, поэтому я делаю дыхательные упражнения, пока он натягивает промышленные резинки мне на руки и на ноги. Я дышу неглубоко, учащенно; в предвкушении немного кружится голова. Сейчас у меня много адреналина – от ужаса. Талантливый хозяин моих ощущений культивирует это чувство.
Он начинает щелкать резинками. Верхняя часть правого бедра. Внутренняя сторона левого бедра, прямо у трусиков. С наружной стороны ног, по бокам рук. По швам моего тела. Сначала меня охватывает волна новых ощущений, но вскоре я отдаюсь реальности боли. Хныканье переходит в крик, и он связывает мне руки застежками на молнии. Я слишком много двигаюсь.
Теперь он начинает действовать. Резинки бьют больно; я вижу оранжевое и белое на внутренней поверхности век. В одном месте на руке мне очень больно, и всякий раз, когда он щелкает по нему резинкой, я издаю жалкий звук, будто это совсем не я хотела услышать, как ломается мой голос между терпимой эротической болью и настоящей физической агонией. Завтра на этой руке будет синяк.
Мой мозг находится целиком во власти момента: как будто воздушный шарик заполняет все пространство в черепе, а в шарике – одна-единственная мысль. Когда вы в последний раз думали и чувствовали что-то одно? Одну-единственную мысль.
Только.
Одну.
Единственную.
Мысль.
Я рыдаю в повязку на глазах, а он рукой доводит меня до оргазма, я продолжаю плакать, а он уже снова щелкает резинками, у меня кружится голова, потому что я выгибаю свою тощую шею. Включается вибратор Hitachi, и он заставляет меня кончать снова и снова так, что это превращается в агонию. Я извиваюсь, но не могу сдвинуться с места. Это слишком, слишком, слишком сильно.
Как только он снова переходит к резинкам, я уже хочу вернуться обратно к предыдущему ощущению. Все это длится какое-то неопределенное время, то одно, то другое: принудительные оргазмы сменяются жгучей болью. Вероятно, на полу образовалась лужа, а мои бедра покрыты широкими, обжигающими рубцами. Когда он прижимается всем телом к моим раскрытым ногам, это приносит облегчение; так я могу вытерпеть больше боли. Его тело – заземляющий провод.
Я вся мокрая от пота и длительного терпения; есть только я и он, и одна мысль: боль. Продолжая щелкать широкими резинками по моей розовой коже, он доводит мощность Hitachi до максимума; теперь это грубый инструмент. Он засовывает пальцы мне в вагину, жестко трахает рукой. Я корчусь на столе. Все болит, тело скользит и распухло; он склоняется надо мной, приникнув ртом к моему уху, нарушает тишину жестоким смехом:
«Тебе достаточно ощущений, дорогуша?»
Я кончаю, его рука еще во мне. Кажется, я сейчас умру. Все вокруг стихает. Тело звенит, как колокол; стрекот сверчков возвращает меня в помещение.
Он разрезает молнии и освобождает меня из кресла, снимает резинки с легким игривым щелчком. Снимает повязку с моих глаз. Он стоит надо мной. Я смотрю в его большие, прозрачные глаза и ловлю его взгляд на секунду, а потом он целует меня. Он гладит мои волосы. Мы улыбаемся, я прижимаюсь мокрым лицом к его соленой бороде.
