28 февраля
Сразу за городом A., на холмистой территории, расположена психиатрическая лечебница доктора Раера. Несмотря на свой ухоженный вид снаружи, внутри больница была довольно затрёпанная: со стен уже давно отваливается штукатурка, в душевой то и дело протекают краны, а палата больше напоминает огромный шкаф, чем комнату. Само пребывание в таком месте наводит жуть и страх, нормальный человек захотел бы сбежать отсюда прочь и позабыть об этом месте, а я здесь живу уже второй месяц. Ну как живу, скорее существую.
Жизнь – это что-то, прекрасное, волнующее, загадочное, а что может быть прекрасного у пациента, за которым все время наблюдают? Хотя я и сам виноват, что здесь оказался, что стал ничтожеством… Не хочу вспоминать это, нужно перевести на что-нибудь внимание или мне опять станет плохо и прибежит медсестра с успокоительными. От этих препаратов у меня начинает болеть голова, в висках пульсирует, а в глазах темнеет. Нужно успокоиться. Хотя видимых причин для волнения нет, но я чувствую, что от этих мыслей ком в горле застрял, мне трудно дышать. Считаю от 10 до 1, это немного успокаивает. 10..9… Выдох. 8… 7… 6… Вдох. Становится легче и ком потихоньку отступает. 5.. 4… Выдох. 3… 2… 1.. Отпустило.
На часах восемь утра. Время завтрака, придётся идти. Есть мне совершенно не хочется, но это лучше, чем сидеть в палате и заниматься самобичеванием. Встав с кровати, я почувствовал слабость, немного закружилась голова. Так бывает, когда я долго лежу. Подхожу к двери, и она начинает потихоньку проходить. Постояв ещё пару секунд и подождав, пока окончательно приду в порядок, я выхожу из палаты и направлюсь в столовую. Иду медленно, даже не утруждая себя поднимать ноги. Да и какой в этом смысл? Будто кому-то здесь есть до этого дело. Окинув глазами коридор, вижу, что на стене появилась новая трещина, а ведь вчера её не было. Совсем схожу с ума от скуки, уже трещинки считаю.
Зайдя в столовую, первым делом вижу довольно неприятную картину: одна женщина пытается порезать себе горло ложкой. На неё никто не обращает внимания, кроме двух массивных санитаров. Они пытаются снять даму со стола, но она все кричит и тыкает ложкой в горло. Как же это мерзко. От этого зрелища мне становится не по себе, и вот я уже собираюсь уйти, как двое мужчин силой вытаскивают её из столовой, при этом пиная в живот. Что еще можно ожидать от бесплатной медицины, только пинок под дых. А ведь я надеялся, что утро пройдёт спокойно, но в психбольнице спокойствия не бывает.
Подойдя к столу с раздачей, я пытаюсь взять себе завтрак. За стойкой жирная, рыжеволосая баба с недовольным видом, кидает мне тарелку с кашей. Неприятная женщина. Почему-то она мне напоминает надзирателя, но я, скривив улыбку, беру еду и плетусь к своему столику. В её лице видно презрение к каждому из нас. Наверняка, внутри нее смешаны два чувства. С одной стороны, она рада оказаться среди нас, думает, что лучше всех пациентов, ведь мы же «отбросы общества», хотя большинство здешних обитателей, попали сюда по независящим от них причинам. С другой стороны, она ненавидит это место, свою работу, ведь в каждом ее жесте читается злость и недовольство. Интересно, а как сильно ее унижали в школе, что она докатилась до такой жизни? Ну ладно, это не мое дело, ведь моя жизнь ничем не лучше её.
Мой столик номер 16, каждый день я сажусь туда один и ем так называемую пищу. Я выбрал этот столик только потому что он находится в углу и большинство пациентов сюда не доходят. Мне нравится одиночество. В нем ты можешь понять самого себя, ощутить все свои страхи, достигнуть гармонии. Но все же иногда хочется поговорить с человеком… Хоть с кем-нибудь, кто захочет тебя выслушать…
Сев за свой стол, я ковыряюсь в тарелке. На вид эта консистенция напоминает пережеванную половую тряпку, да и на вкус в общем-то тоже. Темно-грязная каша, с тертым яблоком, а сверху лежит желтый залежалый кусок сливочного масла. В тюрьме людей кормят лучше, чем в больнице.
Проковырявшись в этом блюде ещё пару минут и поняв, что мой желудок не сможет переварить эту дрянь, я побрел к себе в палату. Буду смотреть в потолок и думать о том, что скоро всё это закончится. Нет, не закончится.
Ну что ж я не расстраиваюсь, как говорил мой доктор: «Нужно радоваться каждой минуте своей счастливой жизни». Конечно, легко ему говорить, ведь ему не надо терпеть все это. В любой момент он может вернуться в теплый, уютный дом, где его наверняка ждет любящая жена, дети, собака, он не находится в заключении и не терпит этих пыток. А что мне делать? Ненавижу эту больницу…
1 марта
За сегодняшний день я сделал целое ничего. Весь день пролежал в кровати и смотрел на потолок. На днях должен приехать какой-то доктор, чтобы поговорить с пациентами и научить их рисовать картины. По его словам,: «замещение своей проблемы на творческую деятельность уменьшает шанс нервного срыва». Мне кажется это немного глупо, но я не против, потому что раньше я неплохо рисовал. Помню, как в детстве я нарисовал портрет тётушки Лиды. Я рисовал его две недели, выводил каждую деталь, каждую морщинку, каждый волосок, а когда я решил его подарить, она скончалась. Я принёс её портрет на могилу, положил его рядом и стоял. Стоял так долго, что не заметил, как наступил вечер.
Тяжелая травма, для маленького мальчика, который еще ничего не понимает в жизни. Помню, в тот момент я думал о том, как же плохо, что человек может внезапно умереть, но хуже всего то, что за свою жизнь ты можешь чего-то не успеть. Ты можешь опоздать сделать то, что хотел: добиться своей цели, полюбить так сильно, как об этом писали многие поэты, ведь в любую минуту твоя жизнь может оборваться. С того дня я безумно боялся опоздать. Я спешил за всем: за хорошими оценками, потом за работой, жизнь проходила мимо меня, а я её даже не замечал. И вот однажды окончательно обезумил с этой спешкой, что потерял все. Деньги, работа, карьера – все это пропало. Поэтому я оказался здесь, на дне жизни. Одинокий, никчемный, обрюзглый неудачник. Хотя, хорошо, что у меня никого нет, ведь если ты никому не нужен, то легче прощаться с жизнью…
Наверное, я слишком часто пишу о плохом в своем дневнике, но о чем мне еще писать, если в моей жизнь сейчас нет ничего хорошего. Я бы мог описать идеальную жизнь в больнице, которую рисуют на глупых телевизионных передачах, только в этом не будет правды. Я так сильно отчаялся, что единственный способ излить душу – это вести никому не нужный дневник. Последняя стадия маразма.
