Опять гребешок сломался! Болотная Кикимора [1] в сердцах отбросила обломки, наколдовала новый, с более редкими зубьями, и продолжила расчёсывать свои длинные чёрные волосы. Они были такими густыми, что часто спутывались, а спутанные волосы, как известно, плохая примета – замуж не выйдешь. Хотя какой там замуж! Ну кому она такая нужна? От горшка – два вершка, волосы как воронье гнездо, глазки маленькие и водянистые, нос крючком, ручки и ножки тоненькие как палочки. Хоть при желании Кикимора и могла превратиться в красивую девушку, долго чужое обличье удерживать не получалось: сил не хватало. Вот новый гребешок наколдовать – совсем другое дело, это намного легче. Так и сидела хозяйка болота сотни, а то и тысячи лет одна-одинёшенька, день ото дня расчёсывала волосы и грустно поглядывала на своё отражение в воде. Эх, не судьба…
* * *
Кряхтя, Леший [2] поднялся с лавки и проковылял к окошку. Скуууучно. Да так, что выть хочется аки голодному волку. Сколько веков он живёт один в этом дремучем лесу? А может быть, и не веков, а тысячелетий? Уже и не упомнишь… Давно жениться пора, чтобы не маяться в одиночестве в этой замшелой избушке, да кто же захочет за него замуж?
Леший сделал пару шагов в угол, где стояла кадка с водой, и поглядел на своё отражение. Шишка, как есть еловая шишка! Только большая, да с руками и ногами. Глаза круглые и жёлтые, как у совы, нос большой, рот кривой, уши как лопухи торчат, а зелёные волосы сто лет нечёсаны. Кому он такой нужен? Только и остаётся, что баб да мужиков в лесу пугать. А какие девки из деревень иногда попадаются! Пойдёт, бывало, такая за грибами да ягодами – и заблудится. Ходит, кричит, аукает. А Леший уж тут как тут: любуется, глаз от красавицы отвести не может, и начинает кругами водить, чтобы, значит, подольше из леса не уходила. Но потом всё равно отпускать приходится, жалко же, такая краса пропадёт. А так, глядишь, ещё будет в лес наведываться, и можно будет ею любоваться. Хоть и издали. Попробуй, покажись на глаза – визгу не оберёшься. Бывало, что и в обморок девки падали, его завидев. С тех пор и зарёкся Леший из чащи выходить, всё больше за деревьями и кустами хорониться стал да издали наблюдать.
– Ау-у-у-у-у!
Леший встрепенулся и снова подошёл к окошку.
– Ау-у-у-у-у!
Ну вот, опять какая-то бедняжка заблудилась. Хозяин леса вздохнул и потопал к двери. Надо её разыскать да помочь. Только если красивая, то не сразу…
– Ау-у-у-у-у!!
Леший поспешил на голос. Всё дальше и дальше, в самую чащобу.
– Ау-у-у-у-у-у-у-у!!!
Среди деревьев мелькнуло светлое платьишко. Наконец-то!
– Ага, попался! – внезапно хихикнул тоненький голосок. – Выходи, дядя Лесовик, я всё равно тебя вижу!
Леший в сердцах плюнул и шагнул навстречу чумазой девчонке в замызганном платьице. На вид ей было лет пять. По человеческим меркам, конечно.
– Опять ты, Аука [3]! Ну сколько можно безобразить?
– Уж и повеселиться нельзя, – обиженно надула губки девчонка.
– Выдрать бы тебя!
– Только попробуй, и будешь иметь дело с моей тёткой!
Леший покачал головой. Страшную тётку Ауки – Лихо Одноглазое [4] – знал и боялся весь лес. Поговаривали даже, что она любит приглашать в свой дом прохожих и проезжих, но не на обед, а в качестве обеда. И что Аука тех молодых девиц и добрых молодцев специально к её дому заманивает. До Лешего тоже доходили такие слухи, но он не слишком им верил. Или просто не хотел верить, потому что больше всего на свете любил тишину и покой.
– А ты, дядя Лесовик, разве не узнал, что это зову я? – невинно хлопая глазками, спросила девчонка.
– Да как же узнаешь, когда ты каждый раз кричишь разными голосами?!
– Так это и есть самое интересное, – охотно объяснила Аука. – Что за радость кричать одинаково? Я и мальчиком прикинуться могу. Недавно научилась!
– Не сомневаюсь, – буркнул Леший. – Тётке своей привет передавай, а мне пора.
– Обязательно передам. До свиданьица, дядя Лесовик! – помахала ладошкой девчонка и весело побежала прочь.
Хозяин леса вздохнул ещё тяжелее и только тут осознал, что в погоне за маленькой обманщицей ушёл слишком далеко от дома и сам не заметил, как забрёл в глухую чащу, почти к самому Гнилому болоту. И стало ему малость страшновато, потому что в этой части леса он почти никогда не бывал. Где-то за болотом стояла избушка Бабы-Яги [5], но лесная богиня редко её покидала, ревностно охраняя Врата в подземный мир, и ещё реже вмешивалась в дела лесных обитателей.
Леший уже собирался было пойти обратно, как вдруг услышал тихое пение. Нежный девичий голосок старательно выводил нехитрую мелодию, но звучала она так красиво, что хозяин леса снова остановился как вкопанный и поневоле заслушался. А потом, вконец заворожённый, медленно двинулся на голос. Кто же может так чарующе петь на болоте?…
Осторожно раздвинув кусты, он выглянул и обомлел: на большой кочке вполоборота к нему сидела прекрасная девушка в нежно-зелёном, как молодая травка, платьице, и расчёсывала гребнем длинные чёрные волосы. Леший замер и, кажется, даже дышать перестал. Только бы не спугнуть!..
Словно почувствовав его взгляд, девушка обернулась и тоже уставилась на него. С любопытством, но, что удивительно, без всякого страха.
– Ты кто? – наконец проговорил он, не сводя глаз с красавицы. – И как ты здесь оказалась?
– Я здесь живу, – ответила девушка, опустив гребешок и повернувшись уже всем телом.
– Как тебя зовут?
– Кики. А тебя?
– А я – Леший. Ещё можно – Лешак, Лесовик, Лясун… как тебе больше нравится. Погоди, так ты же Кикимора, да?
– Разве мы встречались? – удивилась красавица. – Я никогда не покидала болото…
– А я не припомню, чтобы сюда приходил, – признался Леший. – Но дядька Мухомор как-то рассказывал, что Кикимора, дескать, на редкость безобразна… Видать, совсем старый гриб из ума выжил! Где были его глаза?!
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
