10 апреля 1912
Тишину в столовой нарушало только тиканье больших, украшенных инкрустацией и резьбой часов на каминной полке да еще деликатный шелест салфетки из плотной льняной ткани. В огромном обеденном зале, где холодно было так, что у Эдвины немели пальцы, за столом сидели одиннадцать человек. Опустив глаза, она взглянула, как в лучах утреннего солнца сверкает на пальце кольцо невесты, и улыбнулась, бросив взгляд на другой конец стола, где сидели родители. И пусть отец ее устремил взгляд в тарелку, она видела, как он лукаво улыбается краешком рта. И еще она точно знала, что под столом он держит руку мамы. Предоставленные самим себе, ее родители постоянно поддразнивали друг друга, смеялись и игриво перешептывались, и друзья их частенько говорили: неудивительно, что у этой пары шестеро детей! В сорок один год Кейт Уинфилд выглядела ничуть не хуже, чем в восемнадцать: сохранила гибкую фигуру и тонкую талию. И если смотреть со спины, зачастую было трудно отличить Кейт от Эдвины, старшей дочери, такой же высокой, с блестящими темными волосами и огромными голубыми глазами. Мать и дочь были очень близки – их семья вообще была очень дружной: они много смеялись, болтали, а случалось – плакали, обнимались и шутили, и без озорных проделок не проходило и дня.
И сейчас Эдвина едва могла сохранять серьезное лицо, глядя, как брат Джордж выдыхает облачка пара в арктическом холоде столовой, которую дядя Руперт, он же лорд Хикам, любил вымораживать, как на Северном полюсе. Ни к чему подобному дети Уинфилдов привычки не имели. Куда комфортнее теплый климат Калифорнии и удобство американской жизни. Месяцем раньше они прибыли сюда из Сан-Франциско, чтобы погостить у тети с дядей и заодно объявить о помолвке Эдвины. История, похоже, решила повториться – Англия в их семействе играла роковую роль. Двадцать четыре года назад Элизабет, сестра Кейт, вышла замуж за лорда Руперта и прибыла в Англию, чтобы стать виконтессой и хозяйкой поместья Хавермур. В двадцать один год она повстречала лорда Хикама, который был намного старше, когда приехал в Калифорнию в компании друзей, и влюбилась до смерти. Более двадцати лет спустя ее племянники и племянницы ломали головы над загадкой этой страсти. Сухой, неприветливый, до ужаса негостеприимный лорд Хикам, похоже, никогда не смеялся, и всем им было ясно, что ему ужасно неприятно уже само присутствие в доме детей. То есть не то чтобы он их не любил, спешила объяснить тетя Лиз, просто не привык к ним, поскольку собственных детей у лорда никогда не было.
Наверное, именно поэтому лорд пришел в ярость, когда Джордж запустил пару-тройку крошечных головастиков в его стакан с элем (это когда дядя Руперт вернулся с утиной охоты, на которую ездил вместе с их отцом). По правде говоря, Руперт давно перестал мечтать о собственных детях, но когда-то давно понимал, что ему нужен наследник, чтобы было кому оставить и Хавермур, и прочие обширные поместья. В конце концов стало ясно, что Великий План ничего подобного не предусматривает. Первая супруга лорда успела настрадаться выкидышами, прежде чем умереть от неудачных родов за семнадцать лет до того, как лорд женился на Лиз, которую он без конца корил за то, что она тоже не подарила ему детей. Конечно, он не хотел иметь их в таком количестве, как Кейт и Бертрам, и уж точно желал бы видеть более воспитанными, нежели их дети. Совершенно возмутительно, выговаривал он жене, что только не сходит им с рук! Но таковы уж американцы, это всем известно. Ни чувства собственного достоинства, ни умения держать себя в руках, ни образования или хотя бы подобия дисциплины. Однако он испытал огромное облегчение, когда Эдвина собралась замуж за юного Чарлза Фицджеральда. Похоже, девица не столь уж безнадежна, проворчал он, когда Лиз сообщила ему эту новость.
Лорду Хикаму сравнялось семьдесят, и он, мягко говоря, не обрадовался, когда Кейт написала сестре, спрашивая, нельзя ли им всем приехать да пожить у нее. Они собрались в Лондон, чтобы встретиться с Фицджеральдами и объявить о помолвке, но Руперта шокировала мысль, что они все заявятся после этого в Хавермур.
– Что, со всем выводком? – Казалось, лорд пришел в ужас, когда за завтраком Лиз осторожно задала ему вопрос. Наступало время Рождества, а они собирались приехать в марте. Лиз надеялась, что у нее в запасе достаточно времени, чтобы убедить Руперта. Кто знает – может, он и в самом деле даст согласие? Лиз отчаянно хотелось, чтобы сестра приехала и чтобы дети оживили ее унылое существование. За двадцать четыре года жизни с Рупертом она возненавидела Хавермур и тосковала по сестре и счастливому детству, которое было у них в Калифорнии.
Жить с Рупертом было тяжело, и их брак так и не стал тем союзом, о котором она мечтала. Сперва ее впечатляли величавость надменного аристократа, титул, подчеркнутая учтивость в обращении и рассказы о «цивилизованной жизни» в Англии. Разница в возрасте у них составляла двадцать пять лет, и, прибыв в Хавермур, Лиз была неприятно поражена мрачной и угнетающей атмосферой имения, в котором к тому же царила ужасающая разруха. В те дни у Руперта имелся также дом в Лондоне, но вскоре Лиз поняла, что он им даже не пользуется. Через четыре года, ни разу не появившись в этом доме, он продал его одному из своих добрых друзей. Она понимала, что ей помогли бы дети, и жаждала завести настоящую семью и услышать, как в мрачных залах звучит эхо детских голосов, но год шел за годом, и стало ясно, что судьба распорядилась иначе, и она жила лишь встречами с детьми Кейт в редкие наезды в Сан-Франциско. Но в конце концов даже в этих маленьких радостях ей было отказано, поскольку Руперт сделался слишком болен, чтобы путешествовать, а потом и вовсе объявил, что стал слишком стар. Подагра, ревматизм и почтенный возраст отныне не позволяли ему странствовать по миру, и нужно было, чтобы жена заботилась о нем день и ночь. Лиз оказалась запертой в Хавермуре, как в ловушке. И чаще, чем ей бы хотелось признать, она мечтала о том, чтобы вернуться в Сан-Франциско, но все эти годы ее мечты так и оставались мечтами. Поэтому приезд Кейт и детей имел для нее особенное значение, и она была очень благодарна Руперту, когда он сказал, что они могут приехать, лишь бы не вздумали остаться у них насовсем.
На такое счастье Лиз даже не надеялась. В последний раз родственники приезжали сюда несколько лет назад, и она ликовала. Все эти годы она только и мечтала, чтобы снова прогуляться с сестрой по саду. Когда-то их можно было принять за близнецов, да и теперь Лиз поразил вид сестры, которая выглядела молодо и привлекательно и, похоже, была до сих пор влюблена в Берта. Уже в который раз Лиз горько пожалела, что вообще вышла за Руперта, и все эти годы задавалась вопросом – какой была бы ее жизнь, не сделайся она леди Хикам. Вышла бы замуж в Штатах…