После окончания средней школы № 54 в городе Иванове, в далеком 1972 году, я поступил учиться на дневное отделение ивановского текстильного института. Помимо учебы, которая отнимала много времени и сил, увлекся велосипедным спортом. Спортивную секцию при институте вел известный, в те времена, тренер Игорь Николаевич Кузьмин. Именно во время изнурительных тренировок я и познакомился со своей ровесницей, весьма симпатичной девушкой, по имени Наташа. Среднего роста и телосложения брюнетка старательно выполняла тяжелые упражнения, время от времени поглядывая и в мою сторону. Отношения развивались весьма быстро, по крайней мере, так нам обоим казалось.
И в мае 1975 года, в возрасте двадцати лет, мы поженились. Свадьбу справили достаточно скромно в избе ее родителей с небольшим количеством гостей. Отдельного жилья у нас не было, и мы временно поселились у моих предков в частном доме на улице 20-я Линия областного центра. Хоть и говорят, что Иваново-город невест, но моя избранница оказалась из Тейкова, где и проживали ее мать и отец. Это небольшой городок в тридцати километрах от Иванова. Супруга вскоре после свадьбы забеременела, и я развлекал ее, как мог, стараясь быть примерным мужем. В середине лета, этого же года, я предложил ей съездить к моей бабушке Прасковье Павловне Антоновой, в деревню Бушариху Тейковского района. Хотел показать, что такое настоящая рыбалка. Да и места там красивые, куда ни глянь, всюду лес и ухоженные засеянные поля.
В детстве, когда гостил у бабки в летние каникулы, мы частенько с местными пацанами бегали на речку Нерль. Проживал я тогда в одноименном поселке, с родителями и двумя младшими братьями, в десяти километрах от деревни. У всех мальчишек имелись самодельные удочки. Но, несмотря на примитивные приспособления, как мне помнится, рыбалка всегда оказывалась удачной… или почти всегда. Речка совсем не широкая и не глубокая, однако, с чистой, прозрачной водой. Она извивалась причудливой змейкой по тейковскому району и все мое детство так или иначе связано с ней. Правда раз в год или два, спиртовой завод Петровский, стоящий выше по течению, сливал в воду какие-то отходы: она темнела на время, и по течению плыло много полуживой, а может просто пьяной рыбы. Ее местные жители, проживающие недалеко от реки, естественно те, кому не лень, набирали полные корзины или ведра. Интереса от такого сбора речной пищи, конечно, никакого. Ни утреннего тумана или вечерней зорьки, ни застывшего поплавка перед глазами, ни изогнувшейся удочки от тяжести, попавшей на крючок добычи. Но через несколько дней вода светлела, река оживала и возобновлялась обычная рыбная ловля. Как восстанавливалась популяция речных обитателей за столь короткое время, для меня всегда оставалось большой загадкой….
Пассажирским поездом из Иванова за пару часов мы добрались до поселка Нерль, где, как говорится, прошло мое детство, и все окружающие пейзажи до боли родные. Ну, а дальше на попутной грузовой полуторке по пыльной проселочной дороге направились в деревню. Машину «поймали» в центре поселения возле ткацкой фабрики, откуда они регулярно разъезжались по окрестным деревням. Жена разместилась в кабине рядом с водителем, а мне досталось отличное место сзади наверху. Я стоял в полный рост, держась обеими руками за наращенный борт кузова. Теплый ветер дул в лицо, а за автомобилем клубилась поднятая им пыль. Порой казалось, будь-то мы, еле успеваем от нее умчаться. И слева и справа просматривалась настолько приятная глазу панорама, что сердце от радости и умиления, казалось, готово выпрыгнуть из груди. Вскоре показались Хлебницы, небольшая деревенька посередине пути от поселка Нерль до Бушарихи. Сразу за ней въехали в смешанный лес, где лиственные деревья росли вперемежку с соснами и елями. Справа виднелась любимая речка. Именно в этом месте она наиболее глубока и ради ее глубины мы пацанами на велосипедах ездили сюда купаться и ловить рыбу.
Промелькнули кусты орешника, именно здесь ближе к осени можно полакомиться орехами – фундук. А рядом стоят стройные березки, украшение всех российских лесов. Сколько про них всего написано стихов, рассказов, сколько глаз покрывается слезами при виде их после разлуки. Как только заканчивается лес, взору предстает моя малая Родина, уютная и тихая деревенька Бушариха.
С обеих сторон ее окружают сосновые рощи, которые местные жители почему-то называют зименками. Деревья в них стоят достаточно старые, высокие и ярко-зеленые, круглый год. Чуть дальше, за колхозными полями, с левой стороны от дороги – довольно густой лес, точно такой же, из которого мы только что выехали. В его укромных местах за сезон можно набрать не одну корзину и грибов, и ягод. Помнится, что самое вкусное, что я пробовал в жизни – это земляничное варенье моей бабушки. Даже кусок черного хлеба, намазанный им, волшебным способом превращался во вкуснейшее пирожное.
Сама деревня состояла из старых рубленых домов, порядка полутора сотен, клуба, и магазина. Дома в целом казалось, разбросаны в каком-то беспорядке, но пара улиц определенно просматривалась. До самых девяностых годов здравствовала и ткацкая фабрика, на которой работали почти все местные жители. Прямо посередине деревни то тут, то там росли высокие и стройные сосны, вечно весело-зеленые. В общем, обычная советская деревня, со своей размеренной жизнью и очень простыми в общении людьми.
Здесь я родился в деревянном двухэтажном доме, имеющем два или три подъезда. Он принадлежал ткацкой фабрике и предназначался для ее рабочих. В коммунальной квартире на три семьи, одну комнатенку занимала Прасковья Павловна и в ней же ютилась и вся наша семья. На тот период единственным ребенком оказался я. Хорошо помню общую кухню, на которой стояли три примуса – у каждой семьи свой аппарат. В них заправлялся керосин. На огне готовилась и подогревалась пища. Но отца, по-видимому, такая жизнь не устраивала и к трем моим годам, он построил своими руками дом в поселке Нерль и вскоре свою семью перевез туда. Прасковья Павловна осталась одна, и этот факт, наверное, ее не сильно огорчил. Однажды, фабричный двухэтажный дом сгорел, как говорится, дотла. В нем погибли ребенок и молодая сиделка, девочка-подросток. Причиной пожара оказался неисправный примус, по крайней мере, такая официальная версия выдвинута пожарными. Она казалась наиболее достоверной….
На средства фабрики очень быстро построили несколько щитовых домов на четыре семьи и всех погорельцев расселили. Зато у каждой семьи стало по отдельной комнате, а то и по две, кухне, кладовке и туалету с прорезанным отверстием. И появилось еще одно достижение цивилизации – природный газ в больших баллонах, который регулярно привозили из районного центра, во избежание повторных пожаров. При этих домах были и небольшие огородики, на каждую семью по паре соток, на которых обычно сажали картошку, помидоры, огурцы. А вот воду набирали из уличных колонок ведрами, но в те времена такое положение дел всех устраивало. У бабушки, как я помню, был дом 16 квартира 1, а названия улицы просто не существовало.
