«Большое и малое безмолвие»
Посвящается друзьям.
Особая благодарность Т. Н. Н.
Если ты боксер, ты глух. Время на ринге безмолвно. Все звуки для тебя, где невольно, а где усилием воли, стекаются в гул. Подбадривающие крики спортсменов с твоего зала, вопли ребят с других команд, визги девчонок, дружно хлопающих в ладоши, ритмичные подсказки тренера с угла, все сливается в единый гул или большое безмолвие. В раундах ты отчетливо слышишь только дыхание соперника, все остальные звуки не интересны и тягучи, как кисель. И только в минутных перерывах, сидя в своем углу, между краткими наставлениями тренера, до тебя доходят амплитудные волны, несущие безумную какофонию этих звуков местного оркестра без управления дирижером.
«Здравствуй, дитя, я с тобою наедине до конца», общается с тобой Большое Безмолвие.
«Опять этот сон», с такими мыслями проснулся Давид. Этот сон предостерегающе обычно приходил к нему, когда ожидались изменения в его жизни. А в этом году, ему, 45-летнему менеджеру среднего звена изменения часто приходилось испытывать. И не всегда приятные, большинство из них были те, которых опасаешься.
Сначала умерли родители, один за другим. Потом сняли с должности начальника управления в министерстве. Пришлось искать работу, работа нашлась, но в другом городе и к тому же в крупные руководители не взяли. Но зарплата была хорошая, плюс платили за квартиру. Но переезжать в другой город Давид семье запретил. Потому что дети учатся в престижных школах в столице.
Ну и потому, что он надеялся скоро вернуться в главный город, который ему сразу понравился своей вертикальностью и отдельно четкими звуками: по утрам стук разнокалиберных инструментов на строительных площадках, смех школьников на перекрестах, клаксоны разъезжающих машин, по вечерам – звон бокалов и кружек в барах, бодрый голос консьержа с пожеланием спокойной ночи. Этот полюбившийся город звенел свежей энергией, подтянутостью. А на остальное Давид не обращал внимания.
Этот сон, когда я на ринге и не могу провести ударную серию – значит перемены в жизни, которых не избежать, напомнил себе снова Давид. Выпив теплой водой с имбирем и лимоном, он тут же стал приседать. Ежедневные приседания, как и утренний приготовленный напиток, создавали веру, что он может прожить безболезненно долго. Счастье – оно, как здоровье, пока оно есть, его не замечаешь. Он помнил эту фразу. А тем более перед глазами часто вставала изможденная фигура близкого родственника, мучительно умершего от рака.
Ранним весенним утром, идя пешком до работы, затрачивая полчаса на маршрут, хочется помечтать. Мечта была одна – вернуться в столицу. Главное – не отвлекаться на окружающий антураж с куцыми деревьями, малоэтажными зданиями без единого архитектурного ансамбля, и умело перепрыгивать через кляксы разбитого асфальта. А если еще замотивировать себя музыкой в наушниках, так дорога вообще покажется подъемной. Второстепенно – не свернуть. Не свернуть туда, где серыми мотыльками мерцают вывески, под светом которых полно рюмочных, пивнушек, наливаек, которые зовут круглосуточно вахтовиков, командировочных и просто жаждущих. А выпить для поднятия настроения в этом бедном на экологию и культуру промышленном городе, хотелось прям ежечасно.
Рабочие будни в среднем возрасте мужчины тянутся едино и бесследно. Телефонные трели, шарканье коллег, монотонность приказов руководителей, – все прессуется в корпоративный, монолитный гул. «Ну привет, – это я, Малое Безмолвие – я с тобою надолго», шуршат серые стены здания.
Ближе к концу дня на корпоративном телефоне неожиданно высветился звонок приемной коммерческого директора. «Давид Георгиевич, зайдите, пожалуйста, Вас ожидают», Лариса, секретарь, перешедшая с министерства, умела распознавать мужчин, которых нужно вызывать, и которых можно приглашать.
«Странно, моих документов на подписи у него нет, зачем?» – думал Давид, заходя в приемную. – «Неужели, увольнение? Сон в руку, как говорится. Предупрежден – значит, вооружен. Почему не кадровая служба, это же их прерогатива. Ладно, приму со спокойствием, и унижаться не буду с просьбами. Веди себя достойно.»
Лариса, столичная девушка, прошедшая Крым и Рым, пользовалась по максимуму своим положением. Яркая внешность, высокий рост и самое главное – голос. Этим оружием она владела в совершенстве. Она могла разговаривать с крупными акционерами девчачьим звонким голосом старшеклассницы, а иногда могла свернуть голову молодому аудитору грудным низким тембром. Она нравилась всем. Но ей было скучно в провинции, поэтому она все время играла. Вот и сегодня, оглядев ладную, подтянутую фигуру Давида, она потянулась с наслаждением, отводя руки назад и вверх, демонстрируя молодую грудь, обтянутую в нежную итальянскую материю, спросила: «Давид, скучаете здесь, после столицы?».
«Не настолько, Лариса», – со смешком ответил он. – «Но спасибо за предложение».
Имел на это право, пересекались по прежней работе.
Сопровождаемый колокольчатым смехом, Давид, сам настроенный встречать трудности с улыбкой, вошел в кабинет главного по коммерции.
В этом помещении все источало твердую уверенность в завтрашнем дне, причем ждать этот самый завтрашний день начали с момента занятия отцом хозяина кабинета должности директора организации еще в советские времена, а уверенность только копилась с момента образования совместного предприятия с участием иностранного капитала.
Вначале это был завод, гремевший выпуском сырья и своей продукцией по всему Советскому Союзу. После приватизации в девяностых он стал Заводом, Продукция которого была востребована во всем мире, благодаря качеству Сырья из месторождения, рядом с которым он был построен.
Комдир, получивший высшее образование в Англии, хорошо смотрелся в своем дорогом костюме в дубовых стенах, украшенных совместными фото с президентом, с известными иностранными магнатами, где-то мелькали фото с турниров по фехтованию на пьедесталах с кубками, которые заслуженно получил он.
– День добрый, Павел Сергеевич!
На десять лет младше Давида и примерно на столько же килограмм тяжелее при едином росте, директор с сохранившейся стремительной походкой рапириста увлек с собой Давида в личную комнату отдыха.
– Давид Георгиевич, у меня к Вам имеется разговор. Разговор сложный и долгий, поэтому присаживайтесь и приготовьтесь меня внимательно слушать. Все вопросы в конце.
Наш Завод отпускает Продукцию по всей нашей стране, согласно договоренности с правительством, только семь процентов из всего выпускаемого объема и по фиксированной местной цене, в девять – десять раз ниже экспортной. А все остальное наше же идет на экспорт, по цене мировых котировок. Почти во всех локальных городах, куда мы отправляем нашу Продукцию, наши филиалы отлично справляются со своей деятельностью: обеспечивают местные предприятия нашим Сырьем и Продукцией, население сыто-согрето-обуто, как говорится.
