Саня Ермолаев тоскливо посмотрел на шумную компанию и вышел во двор покурить. Он уже несколько дней был в отпуске, и надо ж такому случиться – Ленка одноклассница позвала его на свой день рождения. Ленка Сане нравилась всегда: красивая, задорная, с чëрным разлётом бровей и горделиво вздёрнутым носиком. Всего пару дней назад, когда он пришёл в супер-маркет, увидела его и ухватила за рукав:
– Санечка! Вернулся! Тётя Оля говорила, что ты на СВО был?
Саня растерялся немного, кивнул неловко и утонул в искрящихся ленкиных глазах.
– Так, Саша, у меня день рождения послезавтра! Я тебя жду! И не спорь, отказ не принимается, – одноклассница решительно тряхнула головой и чмокнула отпускника в щёку. И он припёрся на этот день рождения…
Ермолаев решительно отбросил окурок и посмотрел на дорогу, подумывая, а не уйти ли отсюда к чёртовой матери, чтобы не выслушивать очередные шутки. Но потом вздохнул и поплёлся обратно.
Вообще к мирной жизни Сашка привыкал тяжело. Уже почти неделю дома, но без бронежилета и автомата неуютно было ходить, засыпать. А привычка пригибаться будто намертво въелась в его анатомию. Ермолаев и так не был атлетом, но сейчас, вечно ссутуленный да в гражданской одежде, из которой исхудал за шесть месяцев СВО, и вовсе ничем не напоминал гордого вояку. Другое ли дело остальные отдыхающие. Особенно этот, прищуренный. Он Сашке не понравился сразу. Щеголеватый, с уверенными движениями – явно был давно знаком с остальными и считался у них кем-то вроде лидера. Даже Ленку поздравлял не так, как остальные. Пришёл на днюху последним. Цапнул виновницу торжества по хозяйски, крепко поцеловал в губы, отчего одноклассница раскраснелась вся, и только потом подошёл знакомиться.
– Дмитрий, – протянул он Ермолаеву ладонь и глянул с прищуром, будто целился.
– С-саня, – Ермолаев неловко поздоровался.
Под Харьковом его контузило, потому появилось лёгкое заикание. Но, несмотря на уговоры взводного, Саня не захотел ехать в госпиталь – чтобы пацанов не оставлять. Да и «УРАЛ» свой бросать на другого водителя… В общем, Сашка остался служить. Однополчане беззлобно подтрунивали над бойцом, что остался не только Сашка, но и его заикание, потому на двоих и паёк положен двойной. Впрочем, заикание появлялось только в спокойной обстановке. А под обстрелами или когда на колонну напали, заикание улетучивалось вмиг, будто и не было его.
Прищуренный хмыкнул, и спросил:
– Говорят, на фронте был? Кем?
– В-водитель, – занервничал Ермолаев.
– Во-о-о-одитель? – растягивая нарочито-удивлённо это слово, Дмитрий покосился на остальную компанию: – Ну, понятно. Доблестная служба тыла! Портянки, небось, подвозил?
– Н-нету портянок сейчас, – попытался улыбнуться Ермолаев, но его уже не слушали. Кто-то из компании захохотал издевательски:
– Пацаны, расходимся! Кина не будет – электричество кончилось!
Ленка виновато глянула на Саню и принялась суетиться вокруг гостей. Салаты, мандарины. Ну, и выпивка, естественно. Ермолаева пригласили играть в «крокодила», игру, где лепят на лоб бумажки с разными словами и надо узнавать, что там написано. Но Сашка покачал головой, сел в уголок и молча смотрел, как веселится шумная компания. И мучительно размышлял над тем, что же ему рассказать, чтобы не смотрели так пренебрежительно. А оказалось, что и рассказать не о чем. Ну, не объяснять же им, как он попал под артобстрел и мчал на своём Урале с полным кузовом боеприпасов. Как трясло машину по промёрзлому кочковатому полю, а он зажал зубами крестик и молился, молился, чтобы не прилетело в снаряды, потому как тогда от Ермолаева даже пыли бы не осталось. Скажут – испугался непонятно чего. Можно, конечно, про эти обстрелы рассказывать. Что каждый день прилетало. Что по звуку научились уже определять, что летит и в какую сторону. Когда прятаться, вжимаясь в любую удобную щель и читая молитву, а когда можно просто пригнуться и продолжить своими делами заниматься. Но, скажут, на то и фронт, чтобы так.
Или про нападение на колонну рассказать? Так там Саня тоже мало что увидел. Грохот, взрывы, а потом горящий бэтээр и выстрелы из лесопосадки, куда Ермолаев стрелял из своего автомата вместе со всеми. И привкус гари во рту, когда тащили из сгоревших бэтээра и второго Урала раненых пацанов. Обошлось, слава Богу, трёхсотыми. Не то, что под Сватовским обстрелом, когда доставали из разбитой колонны трупы. Задыхаясь в гари. Отплёвывая её. И запах гари этой преследовал Сашку неделю. А руки будто чувствовали ткань камуфляжа последнего вытащенного – молодого Витальки, всего полгода оттарабанившего по контракту…
Сашка после этого случая привозил 120-миллиметровые мины спецназовцам, которых на их направлении все называли пиратами. Называли так за отчаянную храбрость и дерзкие вылазки. За удачливые рейды по тылам врага. А ещё за то, что после каждого выполненного задания пацаны возвращались назад с чёрным знаменем, где трепетали на ветру череп и кости.
Ермолаев робел перед их командиром, кавалером ордена «Мужества», и потому подошёл тогда к Маге – весёлому, говорливому дагестанцу и спросил неловко:
– А м-можно мне к вам?
– Зачем к нам? – удивился Мага, посмотрел пристально на водителя и понял что-то. И заговорил с кавказским акцентом, горячась: – Саня, а кто нам снаряды, патроны возить будет? Ты же от Бога водитель! Мы видели, как ты по полю от арты уходил! Никто из нас так не смог бы! Да я больше скажу, бросили бы машину к такой-то матери! А ты снаряды вывез! Ты что, брат? Ты герой! Куда мы без тебя?
