БРИЛЛИАНТЫ БЕРИИ
СОДЕРЖАНИЕ
Тетёнчик
Вилена Прохоровна
Загадочные цветы
Алмазы Константина Станиславского
Первые выстрелы
В ожидании чуда
Станиславский, Берия, Мейерхольд и смерть
14 июля 1939 года. Зинаида Райх, Лаврентий Берия
Улыбка Эльвиры
Приговор для чёрного кота
Первый отблеск алмазов
Особая папка
Последняя любовь Иосифа Сталина
В кладбищенском мешке
Убийцы Сталина
Колодец пепла
Эхо Хрущёва
По уставу косых зеркал
Тайна старинных писем
В капкане совести
ТЕТЁНЧИК
Редко в одном человеке сочетаются бесцветные глаза, невыразительное лицо, привычка выглядеть неярко, неприметно, неряшливо, а в качестве эксклюзивного бонуса иметь глуховатый голос, похожий на сиплое дыхание больного ангиной, блёклые волосы. Сергея Петровича Рассадова, если он нахлобучивал мышиного цвета костюм, даже одинокого на тротуаре, сложно заметить. И не оттого, что облачение сливается с асфальтом. Увы, сам хозяин ростом чуть повыше урны для мусора, а его некогда чёрные волосы, так и не
удосужившись поседеть, остаются в промежуточном мутно-сером состоянии годами. Тенью тени, или, сокращённо, Тетёнчиком сочувственно прозвали сотрудники бухгалтерии кротко-короткого коллегу Рассадова. Впрочем, относились как к сломанному кустику под ногами – не затаптывали. Пробовали поначалу Акакием Акакиевичем наречь, но быстро поняли: Сергею Петровичу до гоголевского героя что ефрейтору до маршала. У Акакия Акакиевича мечта имелась, а у Рассадина только страх перед реальностью и нытьё запуганной особи.
– Работать надо, трудиться, всё остальное некогда! – бледнея, испуганно бубнил Рассадов, когда его по-приятельски приглашали отдохнуть на природе или в ночной клуб, – кому я нужен при своих масштабиках, дышу от сокращения до сокращения штатов. Вам хорошо, если уволят – в другом месте устроитесь, здоровые, крепкие, нормальные а я? Спасибо, отсюда пока не выперли, жалеют, понимают, не донимают…
Но ещё больше Тетёнчик съёживался, если доброхоты предлагали познакомить с одинокой женщиной.
– И что с ней делать, кормить, одевать надо, а с моей лапотной зарплатой на меня, половинчатого, едва хватает, а вдруг детки заведутся да расти начнут?!
При слове «детки» его узенькие белёсые глазки, что видом, что размером напоминающие ноготки ребёнка, по-кошачьи расширялись и вспы-
хивали зеленовато-мраморным колером, кривенькие губки выпрямлялись в надменной ухмылке, крохотный подбородок с ямочкой раздавался от размеров чайной ложечки до охватов столовой ложки, большие уши покрывались испариной.
– Да ты сам себя боишься! – возмущались сотрудники. – Сколько можно жить бобылём?
Тетёнчик съёживался до размеров грозного кукиша и, чуть не всхлипывая, огрызался:
– Ничего не понимаете! Только издеваетесь! Хорошая за меня не пойдёт, а никудышная, что грязь под когтями, да хоть валютой оберни в двести пять слоёв, жить не буду!
И так постоянно, пока в бухгалтерию не приняли новенькую.
Нет, не сказочную раскрасавицу с золотой косой, не утопающую в романтических грёзах наивную да юную очаровательную диву, а совершенно обыкновенную, выражаясь бухгалтерским языком, среднестатистическую дамочку. Роста нормального, волосами русая, сероглазая, обычный носик гармонирует с хорошеньким личиком, стандартная для её возраста фигурка
не отличается ни пышными формами, ни костлявым силуэтом. Да и одевается скромно, хотя и с очень большим вкусом. В ней нет ничего
притягивающего взгляды мужчин, но и ничего отталкивающего. Впервые увидев новенькую, местный донжуанчик Владик Воробьёв, скрывая зевоту, отвернулся, а женщины, утомлённые многолетним созерцанием друг друга, разочарованно уткнулись в бумаги. И только Тетёнчик, едва покосился на новенькую, испуганно дёрнулся, покраснел, чихнул и засуетился. Несколько
раз перекладывал бумаги с одного угла стола на другой, а потом обратно, носовым платком то монитор вытирал, то неожиданно выступивший пот на лобике и шейке. Весь день зачем-то постоянно вставал и приседал, а за полчаса до конца рабочего дня торопливо сложил бумаги в стол, вытянул головку, ссутулился и замер испуганной крысой перед прыжком, глядя на часы с кошачьими усами. Правда, этого никто не заметил, но когда Сергей Петрович первым выскочил из офиса, едва крохотная стрелка настенных ходиков уткнулась в цифру «6», некоторые из дам ойкнули. Не напрасно! Тетёнчик всегда уходил с работы последним. Всегда, но не сегодня! Не меньше подивились, когда на следующее утро Рассадов на службу не явился. И хотя главный бухгалтер успокоила, сообщив, что Сергей Петрович позвонил и впервые за многие годы попросился в отпуск за свой счёт, многие
в отделе задумались, поглядывая на новенькую.
Впрочем, их мрачные подозрения быстро улетучились, едва Тетёнчик предстал снова. В своём привычном тусклом костюмчике, сером с сире-
невыми горошинками галстуке, светло-коричневой рубашечке он явился, как всегда, раньше всех, а ушёл позже. На новенькую поглядывал, ох и поглядывал, но увидеть, как при этом пылали глаза Тетёнчика, никому не пришлось, уж слишком он был маленького роста, совсем махонького.
Для того, чтобы заглянуть в глаза Тетёнчика, нужно было встать на колени.
ВИЛЕНА ПРОХОРОВНА
У каждого из нас своё время года. Один млеет, восторгаясь лучами знойного лета, другой наслаждается безупречной синью и чарующей глубиной апрельского неба, третий упивается величием снежных просторов, а у кого-то осенний багрянец будоражит сердце омытой дождями красотой. Есть и другие, для них весь год погода делится на холодную и тёплую, сухую и мокрую, ветреную и без… Вилена с детства недолюбливала всё, что находится за стенами её маленькой, но уютной квартирки. Истинная домоседка, она всему разнообразию природы предпочитала небольшой диванчик и мягкое кресло, вязальные спицы, мулине, самотканые ковры, икебану и книги… Как уверяла её мама Алевтина Дмитриевна Тамина, дочка
и в школу бы не ходила, если бы та не находилась через дорогу, а в экономический университет поступила оттого, что до него ближе всего ехать.
Когда девочка выросла и сверстники стали приглашать на свидания, она отказывала, ссылаясь на «совершенно холодную» или «абсолютно жар-
кую» погоду. Матушка не выдержала, высказала, что с таким «климатическим» характером дочь никогда не выйдет замуж, но Вилена искренне возмутилась: «А зачем? Ты же меня одна вырастила! И что толку от твоего замужества?! Три дня улыбалась, чтобы всю жизнь проплакать?»
– Ну, положим, не три, – возразила матушка, но о замужестве с дочерью больше не говорила.
Вилена сама напомнила об этом для кого-то счастливом, а для кого-то печальном факте девичьей биографии. На пятом курсе вернулась домой с
увесистым букетом белых роз, довольно поздно, хотя на улице бушевала метель, а мороз так разрисовал окна, что в них солнечному лучику про-
