Машина неспешно катила по пригородной дороге, петляющей меж крепких стволов сосен и елей. Редкие фонари едва освещали мокрый асфальт.
Равномерный гул мотора убаюкал Анну, задремавшую на пассажирском сиденье, как в детстве спрятав ладони до самых кончиков пальцев в рукава и укутавшись в куртку. Ей было спокойно и уютно. Девушка невольно улыбнулась, не открывая глаз: даже став взрослой, только с ним она могла расслабиться и не думать ни о чем. Только с отцом.
А он вел джип, всматриваясь в опускающиеся сумерки. Как всегда сосредоточенный, серьезный. Не глядя протянул руку, поправил сбившийся капюшон куртки дочки.
Тормоза нехотя заскрипели, подчиняясь воле водителя и останавливая автомобиль.
Анюта открыла глаза.
– Что такое? Что-то с машиной?
Свет фар выхватил из темноты живой комочек, притаившийся у обочины.
– Смотри-ка, Ань! Он опять тут! – Отец с улыбкой хлопнул себя по колену.
Ее всегда удивляло его острое зрение. Увидеть в вечерних сумерках маленького зверька не всякому дано. А он заметил.
Ёжик.
Быстро выбравшись из джипа, отец осторожно приблизился к лесному жителю, что-то ему говоря. Аня толком не слышала, но догадывалась, что этот обычно суровый и даже грубый военный подбирал сейчас те самые слова, добрые и одновременно успокаивающие, которыми когда-то в детстве уговаривал ее съесть лишнюю ложку каши или заплести непослушные волосы в косички.
Ёжик замер, увидев рядом человека. Казалось, еще секунда, и он скроется в лесной чаще или свернется в защитный клубок с торчащими во все стороны иголками.
Но он не убежал. Как загипнотизированный, потянулся носом к протянутым ладоням, обнюхивая их. И позволил взять себя на руки.
С видом победителя отец развернулся к машине, показывая дочке колючую находку. Та улыбнулась в ответ, кивая.
Спустя минуту перенесенный через дорогу и отпущенный в траву ёжик на мгновение замер, глядя на внезапно возникшего помощника, и бодро побежал в темноту, быстро перебирая лапками.
Отец, смеясь, сел на водительское место, захлопнул дверь. Автомобиль тронулся, и они продолжили путь.
Анюта захлопала в ладоши.
– Пап, ведь ему, может, и не надо было на другую сторону. Откуда ты знаешь?
– Мы старые знакомые. Не первый раз уже переношу. Ёж ждал меня.
– Ждал? Да ладно! Не может быть такого. – Она тихо рассмеялась – Это же просто ёжик, просто дикий зверек. Думаешь, он тебя помнит?
– Анют, я не знаю, но надеюсь, что помнит. Ты же видела – он даже не испугался, не свернулся. Значит, мы подружились.
Аня тихонько хихикнула, прикрыв ладонью рот.
– Конечно, подружились. Кто же еще захочет терять время и останавливаться, чтобы перенести ёжика через дорогу? Только лучший друг.
Отец покосился на нее с улыбкой.
– А как же по-другому? В этом и есть смысл дружбы – оказаться в нужное время в нужном месте. Чтобы помочь другу.
В машине на несколько минут стало тихо, каждый задумался о чем-то своем, а дорога все бежала под колесами, отмеряя километры пролетающими мимо указателями.
– Теперь понятно, куда и почему ты так часто уезжаешь. В нужные места помогать друзьям. Я знаю, их у тебя много.
– Друзей много не бывает.
– А врагов?
Вздохнув, отец произнес:
– Анют, врагов считать – неблагодарное дело. Важно быть уверенным в том, что делаешь. И верить в то, что делаешь все правильно.
И снова тишина.
– А в Зоне у тебя кого больше – врагов или друзей?
Лицо отца вдруг помрачнело, а костяшки пальцев, крепко сжавших руль, побелели.
– В Зоне нет друзей. И не может быть. Есть только временные союзники. – Помолчал, потом добавил уже другим голосом, в который вернулись теплые нотки: – Поспи, Анют. Еще часа два ехать. Я тебя разбужу.
Аня закрыла глаза, но сон уже не возвращался. Что-то было не так. Не первый раз она провожала отца в очередную командировку, вот только сейчас какое-то тревожное чувство не покидало ее.
Тогда она не понимала причин своего беспокойства.
И лишь спустя несколько месяцев, когда ей сообщили плохие новости, Анна восстановила в памяти во всех подробностях этот вечер, дорогу, ёжика… И позже вспоминала еще не раз.
Последний вечер с отцом, которого Зона все-таки забрала…
* * *
«Никогда не говори “никогда”», – повторяла она про себя, лежа на полке плацкартного вагона, пока колеса поезда отстукивали километр за километром.
Вот уж точно говорят люди. И именно сейчас тот самый момент, когда Анна в очередной раз убеждалась в справедливости этой фразы-формулы.
Она возвращалась в Зону.
Через целую вечность. Спустя 20 лет с того дня, когда дала обещание себе и своим близким: «Да никогда!»
«Никогда не говори “никогда”», – думала она чуть позже, сидя в рыжем пузатом автобусе, который от старости, казалось, вот-вот не только потеряет колеса, но и просто развалится на очередном ухабе.
«Автобусом к Зоне» звучало как минимум смешно. Увидев такую табличку на лобовом стекле старенького «пазика», стоящего посреди площади железнодорожного вокзала, она даже попыталась себя ущипнуть.
«Да уж. Все для туриста», – подумала она, сидя на заднем сиденье и подскакивая на ухабах в такт прыгающему автобусу, ловя постоянно пытающийся ускользнуть от нее походный рюкзак и возвращая его на место рядом с собой. Поправила на носу большие очки с темными стеклами, прикрыла глаза, глубоко вздохнула и усмехнулась собственным мыслям: «Собралась туристка в лес, по грибы да ягоды».
И действительно, это выглядело именно так: очередная сумасшедшая искательница впечатлений, желающая хотя бы одним глазком увидеть кусочек легендарной Зоны отчуждения. Невысокая женщина в вязаной цветной шапочке с помпоном, сером пуховике с карманами на молниях и потертых джинсах идеально соответствовала и этому «пазику», и заранее продуманному и созданному ею образу. Даже те, что были с ней когда-либо близко знакомы, вряд ли узнали бы сейчас майора спецназа Анну Спирину, командира группы Сил Спецопераций с позывным «Аспид». Выдать ее мог только острый взгляд зеленых глаз, под которым в боевую бытность Анны теряли весь свой пыл враги и поднимались в последний бой подчиненные. И поэтому темные очки сейчас были как никогда кстати.
Попутчиков оказалось немного, четверо мужчин на весь автобус, и никто из них не обращал внимания на одинокую женскую фигуру. Каждый занял место у окна, по разные стороны «пазика», подальше друг от друга. Трое были похожи на местных жителей – в телогрейках, шапках-ушанках, натянутых до бровей, и высоких кирзовых сапогах с пятнами придорожной грязи на голенищах. Один читал газету, двое других спали, опустив голову на грудь.
