– Ну, знакомьтесь, – мать подтолкнула Саньку. Слегка, чуть-чуть, а все равно обидно. Будто несмышленыша ободряет.
– Александр, – буркнул он, протягивая руку.
– А меня Корнеем зовут – если чужие. А свои – Корнейкой, – и гость пожал руку, не сильно, но уважительно.
– Ну, привет, Корней… ка, – Санька хотел было померяться силенкой, кто кому пальцы переплющит, но передумал, а то и вправду мальцом считать будут. А он не малец, хоть и на голову ниже Корнея. Ещё подрастет. Они, Курачковы, долго растут. До двадцати лет. И даже больше. А ему всего-то тринадцать. Весною будет. Сейчас правда лето только начинается, за ним осень, зима, но ведь никуда весна не денется, придет на следующий год.
– Вы, ребята, пока поболтайте, а мы комнату приготовим, – сказала мать.
– Не девчонки – болтать попусту, – ответил Санька.
– А вы не попусту.
День только начинался. Во дворе куры, словно депутаты, искали поживу. То рыли землю в поисках червяка или ещё какой добычи, то вдруг кидались к бадейке, куда мать обыкновенно сыпала корм, проверить – не появился ль обед. Какой им обед, погодят.
– Ты, Корнейка, на поезде ехал? – задал Санька вопрос. Не то, что б не знал, или интересовался очень, а из вежливости. Гостей положено спрашивать о дороге, о здоровье, о ценах на то и се. Про цены ему совсем неинтересно, про здоровье тоже, и так видно, здоровый гость, остается – про дорогу.
– На поезде, – охотно откликнулся Корнейка.
– Не побоялась мать одного отпустить?
– Мать-то нет, а проводник упирался. Мол, не положено малолетним одним, без сопровождения ездить.
– Выдумывает, верно.
– Нет, не выдумывает. Есть такое правило.
– И как же ты доехал?
– Мать сказала, чтоб он и присматривал.
– И…
– И присматривал. Как мимо меня пойдет, так и смотрит, смотрит. Вокруг даже смеяться начали, уж не диверсанта ли приметил.
– А ты на какой полке спал, на верхней, или на нижней?
– Место нижнее было, да я его уступил.
– Правильно, я тоже люблю на верхней полке, – Санька, правда, ездил на поезде всего один раз в жизни, совсем малышом, ещё до школы, но верхняя полка ему понравилась навсегда. Высоко, никто не мешает, и в окошко смотреть интересно, лежишь и смотришь – поля, деревни, реки, леса… А на нижней полке если лежишь, то ничего не видишь, кроме облаков и попутчиков.
– Айда на улицу?
– Айда, – серьезно ответил Корнейка.
Улица, главная, она же единственная, тянулась из конца в конец деревни. Были правда ещё два-три переулочка, но так… неинтересные. А на улице – интересно. То трактор проедет, то мотоцикл, а по воскресеньям аж целый автобус из района.
– Пацаны у нас в Лисьей Норушке нормальные. Хорошие, можно сказать, пацаны, – рассказывал он Корнейке. – Есть два-три вредных, зато остальные дружные. Я тебя с ними познакомлю, с Ваняткой, с Равилем, ещё с Петькой Пирогом, да со всеми…
– Познакомь, – Корнейка шел спокойно, отдыхая, но Санька видел, как гость внимательно рассматривал и дома, и деревья, и даже кошек, что лениво лежали в предчувствии жары в тенёчке.
Навстречу, скучая, шел Петька Пирог.
– Физкульт-привет! – Петька недавно прочитал книжку про старую жизнь, и вторую неделю сыпал диковинными словечками: звено, пионер, драмкружок. Он и Саньке дал её почитать. Ничего книжка, про клад. Большой алмаз помещик спрятал, а ребята нашли. Не шаляй-валяй наугад, а подумали – и нашли. Дедуктивный метод.
– Привет-фикульт, однако, – ответил он. – Знакомься, это мой брат двоюродный, Корнейка. Сегодня утром приехал. С Урала. А это Петька-Пирог, мы его Пирогом зовем оттого, что он лодку строил, пирогу.
– Очень приятно, – дурашливо шаркнул ножкой Петька. – Как высокому гостю понравилось наша маленькая, скромная, но очень уютная деревенька?
– Ты, Петька, добра молодца накорми, напои, спать уложи, а уж потом спрашивай, как понравилось, – Санька немного волновался. А ну, как Корней не поймет шутки, обидится?
– Деревенька хорошая. Простору много, – начал обстоятельно отвечать Корней. – Особенно впечатляет высокий уровень содержания кислорода в атмосфере и отсутствие хлора, бензола а также окиси углерода в почвенных водах. Рогатость коров позволяет надеяться на бурный рост производства товаров народного потребления, а качество гумуса обеспечит высокую наполняемость закромов родины. По самую маковку.
– Съел? – Санька толкнул Пирога в бок. – На Урале шутить тоже могут.
– Вижу, – согласился Петька. – А откуда – с Урала?
– Каменка. Деревня вроде этой. Только гор побольше.
– Ну, побольше – это не фокус. У нас и одной нет. Равнина.
– Ладно, равнинники, – перебил Петьку Санька, – ты лучше скажи, куда идешь.
– К Равилю. Обещал помочь, ему клуб убирать нужно. Мать-то в больнице.
– Давай и мы… Корнейка, пойдем, поможем? – вот тебе, братец двоюродный, и проверочка, Корней ты или Корнейка.
– Отчего же не помочь, – согласился Корней.
– Да ты с дороги…
– Не пешком же шёл. Ехал.
– В запломбированном вагоне? – не удержался Петька.
– В плацкартном.
– Это другое дело. Тогда айда…
Лай, низкий, басовитый, они услышали издали. Даже не лай, а рев. И крик:
– Место, дурья башка, место! Кому говорю!
– Опять Урюк с цепи сорвался, – зябко передернул плечами Петька.
– Сосед Равиля, Малков, собаку завел. Да не щенка, а большую, из города привез. Азиатскую овчарку. Завел, а сладить не может. Не слушает Урюк его, – торопливо объяснял Санька. – Загонит на крышу и до ночи там и держит. И – не подойди, разорвет!
В подтверждение сказанному сверху прокричали:
– Эй, ребята! Вы того… калитку прикройте! А то убежит зверюга, бед наделает!
– Не слушайте его, – крикнула женщина из соседнего дома. – Сам пусть закрывает. Завел людоеда, вот и справляйся! Всех перекусают, что пес, что хозяин!
Санька глянул через забор. Точно – хозяин забрался на крышу, а псина скалит зубы у приставной лестницы.
– Может, сбесилась она, – надрывалась женщина. – Ребенка на улицу не пустишь. Какое там у него добро, что чудище завел сторожить? Кощей просто!
Хочешь, не хочешь, а к Равилю нужно было идти мимо калитки. Она, калитка, была распахнута, видно Малков собирался выйти, когда пес оборвал цепь.
– Нормальные герои могут и в обход пойти, – предложил Петька.
– То нормальные, – Славка возразил больше для куража. Обход, что обход… Умный в зубы не пойдет, умный зубы…
– Наташка! Наташка, поворачивай! Урюк сорвался! – закричал вдруг Петька. А чего кричать? У Наташки музыка в ушах, плеер, она себя не слышит, не то – Петьку.
Если плохое может случиться – оно случается. Что стоило Наташке проехать часом раньше или часом позже, а лучше бы и совсем остаться дома. Или хотя бы ехать без трещотки. А нет, едет и трещит на всю Норушку – смотрите, это я, Наташа Лунаева, еду. Как назло, трещотку он сам сделал для неё, из гусиного горла. Хорошая получилась, громкая. Всем слышно.
