Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым
Подёрнулись угли костра.
Вот и окончилось всё,
Расставаться пора.
Ю. Визбор
Глава первая
— Милостивый сударь! Не соблаговолите ли вы признать, что
леди Катрин самая прекрасная и благонравная из всех женщин под этим солнцем?
Произносящий этот бред абсолютно серьезным тоном и с
подобающим выражения лица, рыцарь сидел на отличном боевом коне, в левой руке
держал шлем, а правой оглаживал рукоять меча. Белокурые волосы, остриженные на
уровне плеч слегка шевелились на легком ветерке, чего нельзя было сказать о
усах и бороде. Потому что их у этого, невесть откуда взявшегося, задиры еще не
было. Только легкий темно-русый пушок на верхней губе.
— Для начала хорошо бы представиться, — беру паузу для
обдумывания ситуации.
— О, прошу прощения за невольную неучтивость, сударь, — чуть
склоняет голову рыцарь. — баронет Альберт фон Ройтенберг к вашим услугам. Итак?
Что вы ответите?
— Антоний Полесский, — киваю в свою очередь, одновременно
давя знак спутникам не вмешиваться. — Видите ли, сударь, я охотно признал бы
правоту ваших слов, если б хоть раз в жизни видел вашу даму сердца. А поскольку
судьба распорядилась иначе — не могу ничего ответить, как в отрицательном
смысле, так и утвердительном.
— То есть, сударь, — улавливает в моей витиеватой речи лишь
суть сказанного фон Ройтенберг, — вы не
считаете леди Катрин самой прекрасной и благонравной?
Ситуация меня слегка забавляет, но не на столько, чтоб после
десятичасового сидения в седле, я был готов над ней посмеяться. И безусый юнец
уже начинал меня раздражать, как муха, которая во всей комнате не нашла лучшего
места чем твой нос, причем — именно в тот миг, когда сон уже почти лег на веки.
— Если вам угодно именно так трактовать сказанное, сударь, то
не стану вас отговаривать. Каждый вправе думать, что ему хочется. И закончим на
этом…
— О, нет! — радостно, словно ему наконец-то поднесли что-то
вкусное, вскричал юный рыцарь. — Вы, сударь, не уйдете так просто от ответа.
Последний раз предлагаю вам признать леди Катрин самой прекрасной и самой
благонравной из всех женщин. В противном случае я заставлю вас сделать это
силой своего оружия!
— Да отцепись, ты… — произношу уже не так миролюбиво. (муха
таки достала) — Повторяю: я никогда в жизни не видел эту даму, а посему ни с
какого боку не могу оценить ее достоинство.
— Я вас услышал, милостивый сударь! — юноша буквально лучился
радостью. — И вызываю на поединок. А поскольку вызов следует от меня,
предоставляю вам выбор оружия. А также, соблаговолите решить, как предпочитаете
сражаться? Конным или пешим?
— Вообще-то, у меня были несколько иные планы на сегодняшний
вечер… — ворчу не слишком громко, но достаточно для того, чтоб взбалмошный юнец
меня услышал. — Может, разойдемся миром? Вы — езжайте дальше и благословляйте
свою даму, а я — последую своим путем. Очень уж не хочется опять ночевать под
открытым небом. Чай, не июль месяц.
— Мне бы очень не хотелось назвать незнакомого воина трусом,
— слегка понизив голос, отвечает фон Ройтенберг. — Но если у меня не будет
другого способа заставить вас обнажить меч… я сделаю это. Прошу вас, сударь, не
заставляйте меня. Ведь куда благороднее сразиться за честь дамы, чем за
нанесенное оскорбление.
Вот засранец… Похоже, таки придется немного задержаться.
— Добро… Если вам так угодно, я выбираю копья…
Не на пистолях же с ним сражаться, в самом деле. Тут никакие
доспехи не помогут, если попасть в голову. А сейчас совсем не тот повод, чтоб
судьбу испытывать. И хоть древковое оружие у меня прокачано куда хуже, все ж не
настолько, чтоб я опасался выронить копье.
— Благодарю вас, сударь, — широкая улыбка делает лицо рыцаря
совсем детским. Черт, да ему и двадцати еще нет… наверно. — Соблаговолите
уточнить: копья турнирные или боевые?
Плохо представляю себе разницу, но если есть вариант «не
боевые», то стоит воспользоваться. Убивать юнца, как и наносить или получить
серьезное увечье, у меня точно нет желания.
— Турнирные.
— Сколько сшибок? — деловито уточняет фон Ройтенберг.
— Выбирайте сами, — перекидываю мяч на его сторону. Поскольку
даже близко не знаком с правилами и понятия не имею, как должно поступать в
подобных ситуациях.
— Рад, что смогу помериться силами со столь благородным и
учтивым соперником, — отвешивает поклон юноша. — Думаю, три раза будет
достаточно. Что скажете?
— Вполне, — соглашаюсь на предложение. И сразу же уточняю. —
Условия победы-поражения?
— Как обычно… — юноша уже собран и немногословен. — Проиграет
тот, кто не удержится в седле или сломает копье.
— Хорошо… Одна только проблема… у меня нет с собой турнирного
копья… только боевое.
— О, это ничего. У меня есть запасное. Не откажите в чести
принять…
Фон Ройтенберг дает знак, и от его свиты отделяется
оруженосец, держащий на плече копье, конец которого венчает не острый
наконечник, а тупой набалдашник. Второе — такое же, подают рыцарю.
— Благодарю. Осталось уточнить только одно: какова цена
поражения?
Видимо, юнец уже давно продумал все до мелочей, поскольку ни
секунды не замешкался с ответом.
— Если я окажусь победителем, вы — милостивый сударь,
обязуетесь в течении месяца объявлять всем встречным рыцарям, что дама моего
сердца, самая прекрасная и благонравная леди. А так же, скрестить оружие с тем,
кто откажется это признать.
— А если я?
— В течении того же месяца мой меч к вашим услугам…
Надо отметить, приз так себе. Откуда мне знать, как юнец этим
мечом умеет орудовать? Может, он способен порезаться, когда станет обнажать
клинок? Но, здраво рассуждая, такие как он, упражняются с оружием чуть ли не с
пеленок. Так что, лишний меч в отряде, наверняка лишним не будет. Тем более,
что баронет — непись. А таких соратников у меня сейчас не слишком много.
Большую часть соратников пришлось оставить дома. Строить замок и умножать
население… в смысле, освобождать из плена.
Ну, что ж. Все условности соблюдены, пора и делом заняться.
Тут же ж на дороге мы разъехались шагов на тридцать,
нахлобучили шлемы, опустили копья, прикрылись щитами и пришпорили коней.
Детские забавы… Если не знать из истории, сколько рыцарей
погибло от таких вот тупых копий, а сколько получили увечье. Помниться, даже
был случай, когда один из французских королей погиб на турнире. Всего лишь от щепки,
попавшей в глаз.
— Бух!
Копья одновременно ударили в щиты, и я едва удержался в
седле. А баронет ничего, молоток. Даже не покачнулся. Вот что значит опыт и
умение.
Разъезжаемся и занимаем исходную позицию. Даем минутку
успокоиться лошадям, да и самим перевести дыхание. Оруженосцы тем временем
осматривают подпруги, не лопнула ли какая. Потом баронет салютует копьем, мол,
готов. Отвечаю тем же…
