Роман Акимов - Бумажный человек Боба Салигера. Bob Saliger’s Paper Man

Редактор Вероника Валерьевна Варенцова

Иллюстратор Роман Евгеньевич Акимов

© Роман Евгеньевич Акимов, 2024

© Роман Евгеньевич Акимов, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0064-1499-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Времени нет. Бумажный человек Боба Салигера вновь пробудился.

Его некогда гладкое и величественное бумажное тело теперь представляло нечто скомканное и расправленное несколько раз, если в целом, то зрелище довольно жалкое, и это даже если не брать во внимание тот факт, что он совершенно живой, более живой, чем он сам о себе может думать.

– Бумажный человек Боба Салигера не хочет думать о том, каким бы он мог быть, если бы имел хоть маленький шанс что-то в себе расправить.

– Пробормотал он, и в этот момент перестал надоедливо шелестеть, потому как внезапно ощутил присутствие своей сестры Элизы, потому как она тоже пробудилась.

Средь ангельского празднества – стояла,

Ко мне чрез реку обратясь лицом.

Хотя опущенное покрывало,

Окружено минервиной листвой,

Ее открыто видеть не давало,

Но с царственно взнесенной головой,

Она промолвила, храня обличье

Того, кто гнев удерживает свой:

Элиза – Взгляни смелей…

Развернувшись из пустоты, это чистое создание из хлопковой, приятной на ощупь бумаги обладало предельной нежностью и очень радовало глаз; в её образе было что-то жертвенное. Разворачивание Элизы возбудило некогда спокойный лабиринт, от чего ему пришлось сильно задрожать и перестроиться несколько раз, порваться на части и свернуться спиралью – ведь только так он мог выразить своё пренебрежительное отношение ко всему, что происходит в его теле.

– Боб, – раздался тихий голос Элизы из коридорных глубин, заполненных жидким и холодным туманом, – Если я вижу твой облик и слышу твой шелест, значит ли это, что вдруг и у тебя получится?

Элиза и Боб сделали первый шаг. Мы будем не правы, если будем считать количество их путешествий вместе, потому как они бесчисленны, и пытаться посчитать бесконечность – довольно глупое занятие. Также точного числа мы не узнаем, если будем вести счёт от сворачивания лабиринта или от его разворачивания. Нет ничего более утомительного, чем пытаться что-то посчитать в этой странной истории, ведь в самом начале было сказано: «Времени нет».

Возникшие извилистые коридоры напоминали бездушные офисные залы, точнее, очень душные, но одновременно и бездушные. Именно в этих залах Боб некогда безжалостно и даже жестоко вершил свои дела, ведущие к карьерному успеху, возвышая его в глазах всех, кто смотрел на него.

В самом конце расширяющегося коридора из очень тихого шредера полосками выползал бывший персонал Боба. Когда количество выползших становилось критичным, они моментально закручивались смерчем, который стремительно проносился по офису и угасал, раскидывая в финале кричащие белоснежные части.

То адский ветр, отдыха не зная,

Мчит сонмы душ среди окрестной мглы

И мучит их, крутя и истязая.

Когда они стремятся вдоль скалы,

Взлетают крики, жалобы и пени

На Господа ужасные хулы.

И я узнал, что это круг мучений

Для тех, кого земная плоть звала,

Кто предал разум власти вожделений.

И как скворцов уносят их крыла

С каждым сделанным шагом Боб Салигер ощущал, как его тень пытается вырваться из рваных краёв его бумажного мятого тела. Само воплощение всей его спрятанной тьмы смеялось и шептало пугающие слова:

– Смешной и маленький человечек!

От этих слов Боб всё больше рвался на части, но Элиза терпеливо подклеивала его, иногда закрывая руками надрывы, из которых хитро выглядывала тьма – у неё были пугающие и одновременно притягательные большие глаза, такие что «Посмотрел и пропал» или утонул (что в принципе не меняет конечного итога).

Ты, ставший у священного потока, —

Так, речь ко мне направив с острием,

Хоть было уж и лезвие жестоко,

Она тот час же начала потом, —

Скажи, скажи, права ли я! Признаний

Мои улики требуют во всем»

Я был так слаб от внутренних терзаний,

Что голос мой, поднявшийся со дна,

Угас, еще не выйдя из гортани.

Пождав: «Ты что же? – молвила она. —

Ответь мне! Память о годах печали

В тебе волной еще не сметена?

Перед глазами Боба и Элизы со звуком глубокого вдоха развернулся бывший сотрудник, но в виде бумажного ребенка. Он стоял на краю бездны, облизываемой огненными и пугающими языками.

– Зачем ты так со мной, Боб? Кто позаботится теперь о моей семье? – Эхом разносился детский голос!

Боб замер. Воспользовавшись моментом, тьма вылезла из надрыва многоножкой, обвилась галстуком вокруг шеи, залезла в ухо и начала нашептывать, нашептывать как тысячи маленьких ножек промчавшихся по телу.

– Смотри и радуйся, что ты размяк, словно тебя во рту пережевали!!!

Как малыши, глаза потупив ниц,

Стоят и слушают, и, сознавая

Свою вину, не подымая лиц,

Так я стоял. «Хоть ты скорбишь, внимая,

Вскинь бороду, она сказала мне. —

Ты больше скорби вынесешь, взирая».

Крушится легче дуб на крутизне