Грозные исторические события напоминают нам о том, что человек – пыль, гоняемая ветрами. И значит он, несмотря на все увещевания демагогов, не слишком много. Потому, чтобы уберечься от экзальтированных и карьеристов, порой приходится указывать на очевидное. Автор предупреждает, что:
– произведение является предметом художественного вымысла, все события и действующие лица – плод воображения автора, а любые совпадения случайны;
– исторический контекст является декорацией, а все события и оценки, кроме подтвержденных официальными представителями государства, есть предмет художественного вымысла;
– не продвигает в данном тексте ни одну из существующих ныне идеологий и религий, а также пацифизм, милитаризм и пр.;
– не восхваляет и не призывает к ненависти ни к одной из социальных групп, включая религиозные, национальные, этнические и иные группы, которые только возможно помыслить;
– не призывает к действиям, направленным на свержение тех или иных режимов, не призывает к каким-либо политическим действиям, к нарушению законодательства и т. д.;
– осуждает терроризм, экстремизм, сепаратизм и т. п.;
– никакие из представленных в книге суждений не могут рассматриваться в качестве оценки специальной военной операции;
– любые интерпретации, противоречащие вышесказанному, являются плодом воображения читателя и остаются исключительно на его совести. Далее отметим, что в эпоху масс расхожей практикой остается акцентирование внимания на позиции автора, чтобы затем сравнивать ее со своей. Одобрение и осуждение, замешательство или обвинение в непоследовательности – приговор зависит от того, в какую из категорий – «свой» или «чужой» – попадет исследуемый объект. Винить в таком подходе советско-марксистскую литературоведческую традицию или же саму природу человека, подвигающую нас сначала занять одну из систем поляризованных взглядов, а потом всячески ее защищать и оправдывать, читатель пусть решает самостоятельно. На деле позиция автора имеет серьезное значение лишь для спорщиков и гордецов.
Текст, отделившись от своего создателя, живет самостоятельной жизнью и обладает собственной судьбой. Может и вовсе статься, что отдельные куски и фрагменты имеют большее значение, чем общий нарратив, в который они принудительно, против своей воли, втиснуты. Порой случается обратное, и актуальное заслоняет вечное. Оттого для читателя может стать неожиданностью содержание эссе-комментария, помещенного в конце книги и задающее вопросы в более глобальном контексте.
Сам же роман – не столько по умыслу, сколько волей исторического – вышел чем-то вроде выдержек из некролога, написанного по случаю кончины эпохи. Если смотреть шире – всей постсоветской, тянувшейся с 1991 до 2022 года. А если уже – той серой декады, начавшейся зимой 2011−2012 годов и завершившейся в феврале 2022 года. Прислушайтесь. Под ногами скрипит снег, а со стороны погоста доносится: «Царство небесное, жизнь бесконечная, вечный покой…»
В последние времена слова обретают новую сущность. Чтобы не остаться на обочине, необходимо кричать что есть мочи, напомаживать волосы, выпячивать грудь, быть выпуклым, как прыщ на носу, и пестрым, как павлиний хвост. Чтобы не попасться в прокрустовы лапы, нужно молчать. Противоречия здесь нет – последние времена рождают ситуацию, когда молчание и крик становятся неотделимы друг от друга. Более того, громкий крик нередко превращается в самый верный способ промолчать.
Отныне быть серьезным – значит находиться на грани эпатажа едва ли не большего, чем если отказываться от шокирующих и откровенных сцен. Сегодня эпатажны не натуралистические сцены и цинизм, а искренность и жажда Истины. Причем настолько, что в приличном обществе отношение к последним варьируется от жесткого порицания до ироничной снисходительности. А потому нам стоит перейти на шепот и канонадам грозных манифестаций предпочесть игру теней в березовой роще, журчание воды в речушке рядом, прикосновение ветерка к белым девичьим запястьям. Призывы не нужны, когда не умеют ненавидеть. Слова не нужны, когда не умеют слушать. Но шелест листьев вечен. Вечны вопросы, убежать от которых можно разве что в могилу. Вечна надежда, что человек – это не просто разумная обезьяна, втиснутая в круговорот товарно-денежных отношений. А значит, социологическим прогнозам стоит предпочесть горизонт мечты, а массам, гендерам и стратам – личность, обращенную к сверхличному.
Но не (раз)очаровывайтесь раньше срока и отдайте дань времени. Неоднозначность написанного вынуждает сделать небольшое предупреждение. Читатель, который держит в руках эту книгу, должен знать, что автор не оправдывает терроризм, не культивирует насилие, не стремится разжечь ненависть к каким бы то ни было группам (тактично предоставим столь неблагодарное занятие на откуп самим группам), живет простой и скучной жизнью обывателя. Справедливости ради стоит отметить, что автора обошла и честь принадлежать к очередному угнетенному меньшинству, способному выгодно конвертировать интимные и бытовые подробности своей жизни в социальное одобрение и экономические преференции.
Итак, автор не призывает кого-либо резать, что-либо свергать, куда-либо вступать и жертвовать во имя чего бы то ни было жизнью. Читатель должен смириться с тем, что каждое предложение, которое он прочтет далее, есть лишь сказочный вымысел, не имеющий никакого отношения к окружающей нас действительности. Совпадения случайны и на поверку окажутся лишь презрительной ухмылкой на одутловатом лице повседневности. Ухмылкой, которую всевозможные «революционеры», к несчастью, часто принимают за гримасу вожделения. И все же, будьте бдительны! Бог знает, какие мысли способны возникать в голове, если относиться к прочитанному серьезно, не хохмить и замечать что-то помимо отсылок.
Вспомните, сколько бед простому люду принесли священные писания самых разных толков и идеологий от седой древности до выкрашенной во все цвета радуги современности. Вспомните, наконец, всех этих Риго, Веннеров и прочих самоубийц за идею. Слова, выпущенные в мир, как пули, выпущенные в ночную тьму – никогда не известно, в чем – или в ком – они застрянут. А потому всегда есть возможность вовремя остановиться, отбросить книгу и убежать прочь, забыться, растаять в чьих-то нежных объятиях.
Но коли нет, то нет.
