Над Тартарией не восходит солнце. Не видят жители Тартарии и луны. Из-за дыма от бесчисленных пожаров здесь не видно даже горизонта. Но народ не сетует на такое положение дел – он давно привык и попросту мирится с неизбежным. Летом местные носят легкие рубашки, зимой – кутаются в теплые тулупы и повязывает на шею тугие шарфы, но когда бы и куда бы ни выходили они из дому, никогда не забывают надеть хороший респиратор. И давно уже не пытаются отличить, что падает с неба – снег или пепел.
Окраины Тартарии пестры и многолики, но центральная часть – особенно это касается местных пейзажей – столь статична и монотонна, что некоторые иностранцы теряются в здешних местах и годами блуждают между одинаковыми городами не в силах определить свое истинное местоположение. Некоторые пропадают навеки. Здесь нет лесов и гор, степей и лугов – лишь бело-зеленое море борщевика, простирающееся на многие сотни километров, ядовитыми волнами колышется от горизонта до горизонта. А в этом море – то змеей тянущаяся речушка, то острова левиафанских помоек, то серый город, связанный с другими такими же городами вновь и вновь зарастающей трассой.
Причем борщевик в Тартарии не простой, а особенный. Когда-то выведенный недальновидными селекционерами на корм скоту, он вырвался из тесных загонов цивилизации, и принялся исподволь заселять местные просторы. Страшная внутривидовая конкуренция помножилась на химические раздражители от свалок, уже тогда в обилии разбросанных по стране. Так стебли стали еще толще, листья еще шире, сок еще ядовитее, а страшные ожоги от него еще опаснее. Говорят, некоторые экземпляры, достигают десяти метров в высоту. А распространяться борщевик стал еще быстрее и на новых землях укоренялся так крепко, как никогда ранее.
В общем, когда спохватились, было как всегда поздно. Международные организации помогать в решении проблемы отказывались – не напрямую, конечно, а произнося непонятную мантру, сплошь состоящую из экономических и ботанических терминов – и ограничились контролем сорняка у границ Тартарии. К тому же зарубежные активисты развернули масштабную кампанию в защиту прав растений, и как-то раз даже закидали тартарское посольство семенами борщевика.
Вдобавок в государстве грянул экономический кризис. Природные ресурсы, которые Тартария экспортировала за границу, обеспечивая тем самым сравнительно безбедное существование для некоторой части населения стали мало кому нужны – мировая энергетика перешла на новый уровень и потребности тоже изменились. Если никель и алюминий у Тартарии еще худо-бедно покупали, то нефть и газ вежливо предложили оставить себе. Растерянные элиты во главе с непревзойденным и мужественным кормчим, почти исчерпав возможности своего стратегического планирования, все же нашли выход.
Часть территорий продав партнерам, – ради легальности сделок пришлось откопать в пыльных архивах договоры вековой давности – правительство предложило использовать неохватные просторы для утилизации мусора. И со всех частей света потекли в Тартарию поезда, баржи и фуры, нагруженные бытовыми отходами, устаревшей электроникой, различными химикатами и продуктами деятельности атомных электростанций. По всему государству росли огромные циклопические свалки, настолько токсичные, что даже борщевику не удавалось их колонизировать. И тянулись к помойкам бесчисленные караваны наполненных доверху самосвалов. Так воплотилась давняя мечта кормчего о единении на необъятных просторах Тартарии Востока и Запада, и с тех пор пост верховного правителя государства стал именоваться не иначе, как лордхан.
Разумеется, столь радикальные реформы не могли не отразиться на политической жизни. Едва народ узнал о новом положении дел, как начались бунты, демонстрации, стычки с полицией, строительство баррикад. В некоторые города даже пришлось вводить танки. Но вожаки протеста, к сожалению, были людьми безвольными и трусливыми и не смогли бы взять власть, даже если бы та сама упала в их потные и липкие от страха руки. Восстание не закончилось ничем и через пару месяцев люди разбрелись по домам. Лордхан, издавна славившийся восточным коварством, пообещал всем бунтовщикам прощение и отпустил их с миром. Даже сказал что-то сочувствующее. Дескать, сами понимаете, мы сделали, что могли, сами тут волосы на голове рвем, сил уж никаких нет.
Но едва волнения утихли, жестокое сердце правителя окрепло, и он без толики милосердия покарал всех, кто посмел бросить ему вызов. Первыми схватили организаторов. Показной суд транслировался на всю страну. Для большего эффекта в стулья обвиняемым вмонтировали электроды. Проходило действо примерно так.
– Признаете свою вину, обвиняемый? – задавала вопрос судья в строгой черной мантии и грозно сверкала глазами.
– Нет.
– А теперь? – она нажимала кнопку под столом, и человека ударял разряд тока.
– Не признаю! На помощь!
– А сейчас? – разряд еще большей силы бил беспомощного человека.
– Признаю, только перестаньте.
– Виновен! Следующий.
Суд приговорил всех зачинщиков к смерти, но лордхан – вновь проявилось его восточное коварство – неожиданно объявил о помиловании. Ссылаясь попеременно то на права человека, то на христианское милосердие, он заменил казнь выдворением из города. К слову надо сказать, что заросли борщевика к тому моменту уже не просто подступили, но даже окружили большую часть тартарских городов и только тонны химикатов, систематически распылявшиеся у городских стен – теперь на их производство работала добрая четверть населения – спасали города от безжалостного сорняка. Итак, хотя все знали, что означает изгнание, отныне никто не осмеливался сказать и слова поперек. Толпа покорно аплодировала мудрости и милосердию вождя и всеми силами выражала энтузиазм. Вождь благодарно улыбался, а однажды и вовсе прослезился.
Скорбная участь зачинщиков вскоре постигла и прочих несогласных. Благо, умные видеокамеры еще во время протестов устанавливали личности подавляющего большинства бунтовщиков, так что уполномоченные сотрудники загодя составили проскрипционные списки. В конечном счете изгнание людей на борщевичные поля стало массовым и систематическим явлением. Многие возвращались к городским стенам и умоляли помочь, впустить их обратно, но в итоге умирали в жутких и страшных мучениях, не удостоенными даже ответа и все покрытые волдырями. Лордхан приказал не убирать мертвецов от стен – в назидание всем остальным. «И так будет до тех пор, пока не найдется Моисей, который раздвинет для вас борщевичные моря», – вновь и вновь шутили сотрудники спецслужб, отлавливая по переулкам и квартирам неблагонадежных граждан. Впрочем, сюда нередко попадали и те, кто просто не желал давать взятку. Отныне скупой платил не дважды, а единожды, но зато жизнью.