— Варя! Где тебя носит??! Там парня привезли с пулевым! Шевелись!
Я задремала прямо за столом, заполняя истории болезней пациентов, когда в ординаторскую влетела Машка.
— Состояние тяжёлое, большая кровопотеря, быстро в операционную! Рук не хватает!
Срываюсь. Чуть не спотыкаюсь о ножку стула, первые три секунды, не понимая за что хвататься, ведь я новичок. Только месяц назад выпустилась, а тут случай на грани жизни и смерти.
Сегодня моё первое дежурство и я, честно сказать, выжата как лимон. Не думала, что быть медработником так тяжело... Я всего лишь хотела исполнить мечту родителей в честь их светлой памяти — стать медиком, заниматься благородным делом, спасая жизни людей.
Родители погибли, когда мне было тринадцать лет, опеку надо мной взяла тётка Лиза. Но у Елизаветы Юрьевны своих трое, я всегда чувствовала себя лишним грузом. Тётка возилась со мной только ради денежного вознаграждения в виде социальных пособий.
— Готовим операционную, живо!
Павел Степанович Стрельников, главврач хирургического отделения, уже несётся в сторону операционной, на ходу скидывая с себя халат, чтобы заменить его на стерильную робу.
Не проходит и трёх секунд, из глубины коридора раздаются звуки дребезжания, в поле зрения появляются две вытянутые тени.
Санитары на каталке в темпе ввозят в отделение пострадавшего. Уже издали я заметила, что это мужчина. Внушительного, крепкого телосложения. Брюнет. С огромным красным пятном на груди…
— Варя, твою мать! Ну чего встала столбом, помогай!
— Да, б-бегу…
Я следую за каталкой, но сама едва передвигаю ногами, впав в прострацию. Не понимаю, что делать, за что хвататься.
— Перчатки надела? Садись на него сверху!
— Что?!
— Залезай, говорю! Откачивай парня, мы его теряем!
Боже. Боже. Боже.
Выброс адреналина максимальный, я собираюсь с силами и запрыгиваю на каталку, приступая к исполнению реанимационных мероприятий.
— Хорошо, молодец, продолжай! Почти на месте!
Распахиваю на нём рубашку. Несколько ритмичных нажимов на грудь. Под кожей чувствуются мышцы, напряжённые, полные сил. На ощупь как раскалённая сталь.
— Так держать, Варя! Крепко рану зажми, через минуту начинаем.
Над головой вспыхнули яркие лампы. Пока Павел Степанович заканчивал последние приготовления, я ни на секунду не могла отвести взгляда от мужчины.
Прямой нос, острые скулы, подбородок покрыт щетиной. Черты лица жёсткие, но выразительные. Будто высечены из камня.
Очень красив…
По-особенному, по-мужски.
Этот мужчина был внушительного размера, мускулист, подтянут, но весь в крови… Его белую рубашку почти полностью пропитала алая жидкость.
— Всё, Варя, слезай. Быстро переодевайся, возвращайся в зал.
На ватных ногах, кое-как спускаюсь с каталки, глядя на свои руки. Теперь они тоже в крови… В его крови.
— Но я…
Павел Степанович словно мысли мои читает, перебивает:
— Других поблизости нет, сегодня ты будешь мне ассистировать.
***
Распахиваю дверцы балкона, выхожу на воздух. Делаю глубокий вдох полной грудью и выдох, расслабляюсь.
До восхода солнца осталось меньше пяти минут. Это была кошмарная смена. Адская. Я её на всю жизнь запомню, как свой первый серьёзный профессиональный опыт.
Ад закончился двадцать минут назад… Неужели? А я только сейчас более-менее опомнилась, ведь мне казалось эта напряжённая ночь длится уже целую вечность.
У него два раза останавливалось сердце, но мы не сдавались… Сейчас опасность миновала, операция прошла успешно, по прогнозам будет жить.
Даже представить себе не могла, что это так сложно, что реалии в стократном размере далеки от моих фантазий.
Оказавшись в операционной, где каждая секунда на вес золота, только тогда ты понимаешь, как тяжело быть врачом и как много уважения заслуживают представители данной профессии.
Утренний воздух был насыщен свежестью и прохладой. Бодрил. Я выскочила на улицу в одном тонком халате, но сейчас не чувствовала холода. На эмоциях.
Я думала о мужчине не переставая… У меня у самой будто сердце останавливалось, когда что-то во время операции шло не так.
Зацепил он меня чем-то. Вот с первого взгляда глянула на него и пропала.
Душа рвалась на части, когда я смотрела на незнакомца, даже когда касалась… И линия кардиографа поразительно взметалась вверх, всякий раз, когда у нас с ним случались контакты.
— Молодец, Варя.
Вздрагиваю, слыша прямо за своей спиной голос главврача. Давно он тут стоит?
— Неплохо для первого раза. Весьма. Даже в обморок не грохнулась, — усмехается, закуривая.
— А… спасибо, — улыбку на губах выдавливаю, продолжая рассматривать крыши жилых домов, над которыми уже пробиваются первые лучи солнца.
А потом Павел Степанович протягивает мне сигарету и даёт прикурить. Хуже всего, я не отказываюсь.
Чёрт возьми, я курю! В первый раз пробую. И делаю всё на автомате. Мой организм испытал сильный стресс, наверно мне действительно это необходимо.
— Первый раз всегда страшно, а потом привыкаешь.
— Больше всего я не крови боялась, а потерять пациента…
— Понимаю, но мы врачи, а не боги, иногда случаются ситуации, когда мы бессильны. Даже, если выкладываемся на максимум. С сегодняшним случаем повезло. Ситуация была критической.
Мои пальцы трясутся, когда я подношу сигарету к губам, делая первую затяжку. Выдыхаю дым и закашливаюсь.
— Этот мужчина, он такой молодой…
И красивый.
Жить и жить ему.
— Что с ним произошло?
Степаныч затушил окурок, резко повернулся ко мне, глянув мрачно, исподлобья.
— Вяземский.
Только услышала эту фамилию, уже мурашки по всему телу.
Ему подходит. Сильная, благородная. И он, я уверена, человек непростой, высоких кругов.
— Илья Вяземский. Отныне он твой пациент. Глаз с него не спускай и выкладывайся на максимум.
— Что? — оторопела.
— Будешь ухаживать за ним и следить, чтобы господину Вяземскому было во всём хорошо и комфортно.
Господину?
Ничего себе…
— Он серьёзный человек, Варя. Очень серьёзный, — предупреждающе шепчет Степанович, будто чего-то боится. — У него большой бизнес и связи. Нельзя переходить таким людям дорогу, запомни мои слова. Сделай так, чтобы Илья Сергеевич остался доволен.
— Поняла.
Сжала пальцы в кулачки, меня окутало ещё большее волнение.
— На него было совершено покушение, но это уже не наше дело. Вообще, не следует совать нос туда, куда следует. Теперь иди, Иванова, отбой. Даю отгул до завтра, завтра в шесть утра как штык в реанимации, приступаешь к своим обязанностям.
***
Что был выходной, что его не было…
Он пролетел на одном выдохе, и вот я снова здесь, перед палатой Вяземского — самого значимого для всей клиники пациента.
Три дня пациент провёл в реанимации, но даже там я не отходила от него ни на шаг, как велел Павел Степанович. Меня даже освободили от других обязанностей, велев заниматься только им, что, в общем-то, было хорошо.
