ВЕРА
ЧТО ЭТО?!
Дернувшись от испуга, я резво шагаю назад, запоздало поднимая голову. Я пытаюсь найти адекватное объяснение, но даже не успеваю переварить невозможное: правым бедром я только что почувствовала мимолетную твердость уверенного касания. Секунды не проходит, как спина моя упирается в неожиданную преграду, и я в истерическом ужасе отпрыгиваю в сторону. Нет! Нет! Быть такого не может!!!
Меня пробивает холодная дрожь, когда я ловлю на себе сальный взгляд дяди Жоры. Руки мои в желтых резиновых перчатках слабеют и безвольно опускаются. Прямо на пол с заледеневших пальцев стекают пенные капли, расходясь по полу белоснежными пушистыми цветами: я еще не закончила мыть посуду.
Вода так и продолжает насмешливо литься из крана и издевательски громко стучать о дно раковины. Надо бы прикрыть, а то милостивый хозяин мне потом припишет лишний нолик в счета за квартиру.
– Георгий Александрович… – смелым тоном начинаю я, все еще пытаясь найти какое-то логическое объяснение обжигающему прикосновению. Ну, мне точно не показалось! Очень надеюсь, что он случайно меня задел! – А Вы же вроде на работе должны быть, – с ходу забрасываю я аргументами.
– Да вот, Верочка. Раньше освободился. Домой приехал…
Его тихая беспечная фраза взрывается в моей голове фейерверком невысказанных слов. «Ну, так и шел бы к себе в комнату», – захотелось на него прикрикнуть. Но я смиренно держу язык за зубами. Это особо обидчивый экземпляр. Мне не раз от него перепадало. Завуалировано, конечно.
– Понятно. А я тут посуду мою. Пока Дина спит.
Полуторагодовалую дочь я уложила в кроватку час назад. За это время мне удалось наспех помыть голову, приготовить легкий ужин и развесить на сушке детские вещи. Только посудой заняться не успела. Я надеюсь, кое-кто не разбудит моего ангела своим свирепым сопением?!
В сердцах я возмущаюсь, но… Напряжение давит. Обстановка накаляется. Дядя Жора продолжает стоять в паре шагов и поедать меня глазами. Я надеюсь, мне показалось, что его липкий взгляд зацепился за мои верхние девяносто?
Невзначай я делаю еще два шага в сторону от него. На всякий случай. Мало ли что, может его действительно переклинило. На секунду перевожу оторопелый взор на дверь кухни, просчитывая, смогу ли проскользнуть мимо дядюшки в коридор и поспешно ретироваться в свою комнату.
Глаза дяди Жоры хищно блестят. Как неприятно! Моя догадка ведь не может быть правдой? Но прикосновение мне точно не почудилось!
– Давно спит? – невзначай уточняет дядя Жора, облизывая нижнюю губу. Вызывающе дёргает мохнатой бровью. И сальным взором облепляет мое тело. Это что еще такое?! «Дядюшка, ты вообще офигел?» – хочется заорать мне, но я, естественно, замираю мышью. И тяжело сглатываю. Сердце падает в пятки. Какой у него взгляд… кровь стынет в жилах. По телу ползет липкий озноб. И кажется, даже волосы на затылке встали дыбом. Мне это совсем не нравится!
– Да, – отвечаю я уверенно. – Через полчаса должна проснуться.
Я стягиваю мокрые перчатки, из последних сил борясь с желанием треснуть ими по наглой отъевшейся физиономии! Но позволяю себе лишь бросить их в раковину. В моих руках оказывается полотенце, я на автомате торопливо вытираю пальцы. Случайно роняю его на пол. Ну уж нет, поднимать не стану!
– Так… полчаса это не так уж и мало, – нагло заявляет дядюшка, неприятно растягивая слова, приближается сам и наклоняется за полотенцем. Выпрямляется медленно. И прямо передо мной. Вот же черт старый! – А Марина сегодня задерживается на работе. Она мне недавно отзвонилась. Так что… можно сказать, мы с тобой до вечера вдвоем.
Он смотрит сверху вниз. Лютая надменность и самонадеянность скользят в его напыщенном взгляде. А что еще теплится в их глубине… мне даже немного жутко разбирать.
– Пойду-ка я лучше к дочери, – заявляю твердо. И только делаю шаг вперед, как дядя Жора собой заслоняет мне дорогу. – Я говорю, мне к дочери надо! Подвигайтесь!
Возмущение зашкаливает! Он из ума выжил?! Тетя Марина если узнает, отрежет все его выпуклости!
– Не буди ребенка. Вон… со мной лучше посиди. Верочка…
Ой, как противно он смакует мое имя!
– Да мне некогда совсем, Георгий Александрович. Дел выше крыши! Отойдите.
– Ну перестань. Иногда нужно и отдыхать.
– Успеется, – вновь возражаю я.
– А я настаиваю. Посиди. Со мной. Поболтай.
– Тетя Марина приедет. Она с вами и поболтает. А мне некогда.
Я уверенно шагаю вперед и тут же упираюсь в твердую мужскую руку.
– А я говорю, посиди… – огорошивает он зловещим тоном.
И кивает на стул.
– Зачем это?
Неприятно стоять так близко к нему. Омерзителен его взгляд. Отвратительно, как мужчина восхищенно шарит глазами по моему телу.
– Тебе у нас нравится, Вера?
– Да. Я очень благодарна, что вы с тетей Мариной приютили нас с дочерью после гибели Гриши, – я нарочно произношу громкое имя мужа, словно он даже в эту минуту может мне помочь. Как будто его сила и нерушимая любовь защищают нас с малышкой и сейчас. Даже когда моего любимого уже нет на белом свете. – И позволили оклематься от страшной потери.
На глаза наворачиваются слезы. Мне совсем не легче, хоть и прошло не так мало времени. Боль не притупилась нисколько, беспроглядная засасывающая мгла расправляет надо мной крылья и теперь. Но осознание, что я нужна Дине веселой, уравновешенной и «живой», остужает мой пыл каждый раз, немного приводя в чувство.
Жена дяди Жоры – родная тетка моего погибшего мужа, и когда случилось несчастье, она одна из немногих активно участвовала во всем, что происходило после того страшного известия. Она приезжала, отпрашивалась с работы при необходимости, сидела с Диной, когда мне не на кого было дочь оставить. Поддерживала морально и даже немного материально. И именно она предложила мне пожить у нее хотя бы несколько месяцев, пока я не войду в колею: не пристрою малышку в сад, не разберусь окончательно с работой. Я так признательна тете Марине… и от этого происходящее кажется еще более диким. Ужасным!
– Ну вот видишь. Ты у нас уже давно… нас с Мариной это не напрягает. Но… мне кажется, ты могла бы быть более благодарной.
Сердце бьется где-то у горла. У меня перехватывает дыхание. Даже интересно, как он это себе представляет?!
– Я вам крайне признательна. И в будущем, конечно, смогу отблагодарить очень весомо, – соглашаюсь я, стараясь отвлечь его. Но это и становится моей фатальной ошибкой.
