Обогнать с первого раза учебную "шестерку" с предупреждающим треугольником на крыше мне не удалось. Как раз в тот момент, когда я обходил машину слева, "шестерка" повела себя так, словно за ее рулем сидел плохо выдрессированный медведь. Машина вдруг рванула вперед, зашуршав колесами по гравию и, обгоняя стоящий впереди хлебный фургон, тоже начала брать влево. Она беспардонно прижимала мой крупный "ниссан-террано" к бордюру встречной полосы. Я на всякий случай посигналил. Потом, удивляясь отчаянной храбрости ученика и его инструктора, притормозил, уважительно пропуская ошалевшую машину.
Мы бы разминулись вполне благополучно, если бы из-за поворота прямо на меня не выкатил автобус. Спасая машину от издержек учебного процесса, я прихлопнул ногой педаль акселератора, словно какого-то вредоносного жука. Сто двадцать пять "лошадок" турбодизеля снарядом кинули "ниссан" вперед, в узкий промежуток между "шестеркой" и автобусом. Когда я, наконец, снова вырулил на свою полосу, оставив учебную машину позади себя, "шестерка" встала, как вкопанная, посреди дороги и, наконец, заглохла.
Я сбавил скорость, с сочувствием наблюдая в зеркало за убийственным автотренажером. Со стороны инструктора распахнулась дверь, и из машины вывалился коренастый крепыш в темных брюках, сандалиях, одетых на красные носки, и в майке, украшенной рекламой пива. Он был очень огорчен, сильно размахивал руками, отчитывая ученика, который по-прежнему сидел в машине и не высовывался.
На ловца и зверь бежит, подумал я, узнав в инструкторе своего соседа Виктора Куценко, который на прошлом месяце одолжил у меня, кажется, штуку (или две?) баксов. Дал задний ход, мягко прижавшись к передку "шестерки", заглушил машину и вышел наружу.
Виктор не сразу разглядел мои добрые намерения и на всякий случай отступил назад, за свою красную развалюху. Исподлобья глядя на меня, он нескладно и безадресно выругался:
– Да что за дела!.. Не поймешь, черт возьми, что творится! Все с ног на голову поставлено!..
Я снял темные очки. Виктор меня узнал, откровенно обрадовавшись тому, что хозяин "ниссана" его сосед, а не какой-нибудь уголовный элемент с туманным прошлым, но ясными противоправными намерениями. Правда, уже через мгновение по его лицу пробежала тень – кажется, он вспомнил про долг, и это испортило ему настроение.
– Привет, – упавшим голосом сказал он, протягивая свою широкую, с короткими пальцами, ладонь.
Люди, которые должны, так не любят смотреть в глаза!
– Чего шумишь? – примирительно сказал я.
Виктор, ожидавший неприятного вопроса про баксы, оживился и с удовольствием стал закапываться в начатую мной тему:
– Я объясняю: педаль сцепления надо отпустить сначала на треть хода, а потом потихоньку, как пробку из-под шампанского…
– Так возьми бутылку и покажи, а не ругайся, – посоветовал я. – Или дай разок по затылку. Это помогает.
– По затылку! – буркнул Виктор и мельком взглянул на запыленное окно "шестерки". – Эту нельзя. Актриса!
Вокруг нас скапливался народ, в основном, местные пенсионерки. В отличие от курортников, им было скучно, и они хотели посмотреть на разборку. Большая, как корова, бабуля в больничном халате, махая перед собой газетой, басом рассказывала анекдот про то, как на шестисотый "мерседес" наехал "запорожец". Юмора никто не понял. Мои землячки не знали, что такое "мерседес", а "запорожец" считали нормальной и очень популярной в здешних краях машиной.
Я всматривался сквозь стекло "шестерки", тщетно пытаясь рассмотреть сидящую за рулем актрису. Я полагал, что там должно находиться некое перепуганное, эфемерное, полупризрачное существо с белой до синевы кожей, слабым голосом и томным взглядом. Ничего не увидев, я хотел напомнить Виктору, чтобы он перед выездом тщательнее мыл стекла, но в этот момент дверь открылась, и я увидел каштановую шляпку волос с обесцвеченной челкой, а затем и широкоскулое загорелое лицо девушки лет двадцати пяти. Она заметно отличалась от приезжих девушек, переполнивших пляж, необычным сочетанием цвета волос и ярко-зеленых миндалевидных глаз, а также профессиональным макияжем, где тональный крем, тушь и тени едва угадывались на ее лице. А вызывающая одежда (лайкровые велотрусы до колен и широкая рубаха-косоворотка с длинными рукавами, свисающими, как у петрушки) красноречиво подтверждали, что девушка привыкла привлекать к себе внимание.
Ступив босыми ногами на горячий асфальт, она вытащила откуда-то из-под педалей пару босоножек, надела их, после чего оперлась о горячий капот "шестерки" и высокомерно посмотрела на меня.
– Надеюсь, я вас не задела? – спросила она.
– К счастью, нет. Но я просто чудом успел выскользнуть из-под ваших колес.
– Я не виновата, – объявила девушка безапелляционным тоном. – Просто у этих "жигулей" плохо крутится руль. И инструктор у меня злой.
– Насчет руля вы, может быть, не совсем точно выразились, – тактично заметил Виктор. – Я лично проверял машину перед выездом. Дело в другом: прежде, чем перестроиться в соседний ряд, надо убедиться, что этим маневром водитель не создаст…
Я с любопытством рассматривая актрису. Где она играет? И какие роли?
– Вы в самом деле актриса? – спросил я девушку.
Она не ответила на мой вопрос и опустила на глаза непроницаемо-черные очки с круглыми стеклами в оправе из белого металла.
Монахиню она сыграть не сможет, решил я, разве что в кинокомедии.
Виктор топтался рядом, мечтая быстрее распрощаться со мной. Зрители разочарованно покидали место действа. Был полдень. Злое солнце и аура курортного безделья возбуждали человеческие слабости. Я уже не мог думать о цементе. Мне хотелось сняться с этой актрисой в крутом эротическом сериале из трехсот серий.
Виктор увядал прямо на глазах, как выброшенная на берег водоросль. Я продолжал пялиться на девушку, и затянувшуюся паузу мой сосед воспринял, как немой вопрос относительно денег.
– У меня сейчас небольшие финансовые затруднения, – наконец родил он.
Актриса начала скучать. Проблемы инструктора ее не интересовали. Ее учебное время шло впустую.
– А вы знаете, – сказал я ей, не обратив внимание на реплику Виктора, – что у нас в школе был самодеятельный театр. И как-то мы поставили пьесу "Розовый слон". Это была кличка басиста школьного ансамбля. Крепкий такой рыжеволосый парень с гитарой в руках… Правда, у него не было ни голоса, ни слуха. Он вообще был глухим, и во время концертов ходил по сцене и, ничего не замечая, давил барабаны, усилители и колонки. Потом провалился под сцену, но и там продолжал играть один и тот же звуковой ряд. И все кричали ему: "Слон! Слон!". Так вот, этого Слона играл я.
– Мне это не интересно, – ответила артистка и села в машину.
