КНИГА О ПАМЯТНИКАХ
Игорь Молотов написал умное исследование об обществе «Память» и о его активистах-«памятниках».
Написано хорошо, легко. Правда, не соответствует моей нацбольской идеологии, но все равно – близкие люди.
Самого главного «памятника» Дим Димыча я не знал, знаком не был, не случилось. Но вот знаменитых выходцев из «Памяти» – Сашу Баркашова, которым пугали в 90-х либеральных младенцев, и чуть менее знаменитого Николая Лысенко – я знал неплохо.
Поэтому, – свидетельствую, – с подлинным верно. Молотову можно верить, всех правильно живописал и разобрался в той, теперь уже прошлой, политической жизни правильно.
Нужная книга, которую мы все ждали.
* * *
Думаю, что очень мистично, что сейчас, по прошествии десятка лет преставления Дмитрия Васильева, выходит книга о нем, о «Памяти», о всех нас. Наверное, потому, что приближаются времена, которых мы очень ждали, хотели и приближали, чем могли, отдавая все свои силы и энергию, чтобы увидеть очищение и возрождение России, русского народа.
Именно «Память» и Дмитрий Васильев стали тем мощным тараном, который уже тогда, явочным порядком заявил о Русском Народе, о нашей Вере и о том, к чему стремимся. И безусловно, что «Память» заложила многие тенденции сегодняшнего дня, с которыми против своей воли считаются и враги России, как внешние, так и внутренние.
И если эта книга, память о «Памяти», выходит сегодня, то это прошлое, которое готово ворваться в сегодняшний день. Значит, время пришло. И огромная благодарность автору, Игорю Молотову, которого знаю лично, за то, что он написал эту книгу. Это не только память о Васильеве, это возвращение того духа, о котором даже враги говорили с придыханием – ФЕНОМЕН «ПАМЯТИ».
Александр Баркашов, лидер РНЕ
Памятуй!
Слово об авторе и его книге
– Старик, ты где?
– Говорят, уже в Интерполе…
– Салман, готовлю к изданию книгу о Дмитрии Васильеве. Жду твоего предисловия. Будет?
I
Это Молотов коротко и четко, как всегда, без апелляций, под стук сапог, ворвался с очередным своим поворотом вопреки, спустя год или более того, как нас разметали вихри меняющейся страны. Я колесил где-то на Ближнем Востоке и уже не припомню обстоятельств, при которых получил это сообщение, и под светом чьего неба. Игорь способен настигать адресата с той же долей вероятности в тегеранской кальянной, что и на лунной дорожке Босфора или у повстанцев Идлиба. Вроде бы мы тогда прорабатывали сценарии coup d’etat в одной среднеазиатской республике, и я был сосредоточен на вещах, к исторической публицистике отношения не имеющих. Как вдруг сигнал от Молотова!
И почему я опять не удивлен?
Только неудержимый Прометей позднесоветского фашизма и первый его хроникер мог предложить мне, беглому русскому исламисту, написать вводное слово к своему триптиху. О Дим Димыче. О православной «Памяти». О колыбели нашей Правой, из которой на вольные хлеба ступил русский национализм, такой эклектичный и несуразный тогда и такой разный, доктринально оформившийся в бесчисленных кружках и маргинальных партиях, размежеванный, рассредоточенный теперь.
И я согласился, оценив безбашенность предложения и предлагающего. Ведь мы оба поэты, соавторы и, в конце концов, старые приятели: разыскиваемый империей адвокат террора и шансонье террора империи, лихач народничества-самодержавия и авантюрист национал-анархизма. Мы даже, наверное, оказавшиеся во всем по разные стороны баррикад друзья.
Но это больше слово о самом авторе, чем о его книге.
II
О НПФ «Память» не написано доселе ничего и никем. Поразительная какая-то нечестность, забывчивое свойство памяти. Кузница кадров, выпестовавшая готовую армию фюреров (один Баркашов времен цветения РНЕ чего стоил), словно оказалась – по необъявленному сговору? – бойкотированной молчанием. Выпорхнувшие из-под крыла Васильева птенцы не удосужились взять на себя труд составить подробную биографию движения. Да ладно подробную – хотя бы книгу-эссе о воеводе. А между прочим, даже в негритянском Гарлеме лидеры черного супремасизма знают простую мудрость: Know your roots! – «Памятуй о корнях своих». И бережно относятся к сохранению наследия предтеч: М. Гарви, Дрю Али, М. Икса, Х. Ньютона и прочих, какими бы гетеродоксами изо дня сегодняшнего те им ни казались. Что называется: ступай и сравнивай, гринго.
Что же случилось с нашей Правой, что поколение ветеранов ограничилось дежурными, пусть по большей части и вежливыми, ностальгическими комментариями об «эпохе Дим Димыча», о «заре волнительного часа»? И что до сих пор не появилось хотя бы полноценных мемуаров о нем от бывших соратников, товарищей, предателей. Весь объем произнесенного и написанного о НПФ – газетные вырезки, упоминания в пожухлых дайджестах да запылившиеся интервью. Выходит так, что крестный отец народного патриотизма зародившейся (и зарождавшейся на его веку) Новой России уже не есть фигура речи, но остается фигурой молчания. Отчего так?
Возможно, оттого, что Россия Дмитрия Васильева закончилась тогда же, когда закатное марево объяло и «Русское национальное единство», и Национально-республиканскую партию, и других выпускников «Памяти». Эта Россия свободного шатания и брожения, задорного упоения смелостью всесмешения политических идей быстро подходила к концу. Кончался русский день. А вместе с ним, возможно, в подполье Домов культуры возвращались странные, немножко смешные герои. Первые русские националисты, провинившиеся перед лицом истории, упустившие свой шанс.
О чем вспоминать им, говоря о памяти («Памяти»!)? О позоре и унынии провалившихся надежд? Об организационной непрочности и незрелости русского национально-патриотического чувства в 90-х? О блеклости фантомов правого поля, возникших из яркого, но угасающего хвоста кометы Дим Димыча? О перебрасывании ответственности друг на друга?
Но то было первое поколение. Какое уж было.
III
Оно должно было смениться. Смениться другими людьми, даже задувшими откуда-нибудь неожиданными циклонами. В авторских пролегоменах к своей книге Молотов, писатель с волчьей интуицией, верно называет суть времени: Новая Россия началась там, не в Московии, но в Новороссии. И это одна из баррикад, по обе стороны которой мы встретились: с разными представлениями о Другорусье и том, где оно начинается.
Но, как бы оно ни было, не случайно, что именно сейчас, когда ребром поставлен вопрос о перезагрузке правого движения (точнее сказать – векторов, движений), Игорь – публицист и журналист, преданный дробовику не меньше, чем чернильнице, – берется за тему «Памяти», а в ее лице – за вспарывание грунтов той, так и не удавшейся первой Русской весны. Новороссия, на которую у людей моего круга заведено смотреть как на лубок, есть на самом деле серьезный феномен социальной антропологии: полупотусторонний мир хаотически циркулирующих настроений, интуиций и страстей военно-полевого закипания
