В затухающем сиянии родной звезды есть нечто мистическое. Отсвет вечерних лучей – угасающий и блеклый – создаёт ощущение нереальности происходящего. Насквозь пронзив «спящий» город, лучи опускаются всё ниже и ниже, не оставляя шанса на дальнейший «сон», попутно преображая мизерные, для колоссального гиганта – солнца, и огромные, для «колоссального гиганта» – человека, унылые дома. Слуги светила вовсе не пытаются задержаться в стеклянных одинаковых пластинах этих домов. Поспешно покидая их, они не создают магическое сияние заката, которое миллиарды лет являлось его фирменным знаком. Тёплой ауры, которая должна присутствовать при этом таинстве, нет и в помине. Вот уже как 300 лет она никому не нужна. Никому не нужна её фантастическая мощь и сила. Трепет и дрожь, бесцеремонно хватающие за горло любого, кто наблюдал за Закатом, ушли в неизведанные древние времена. Красота всепоглощающего зрелища смазалась фотонным оттенком фотонной реальности. Фотонный закат, из-за своей круглосуточной доступности перестал дарить людям волну необъяснимой энергии, которая, разбушевавшись, заливала все уголки естества и доисторическим цунами смывала в сознании всё, кроме лапочки-Души. Невозможно переоценить красоту Заката, как и невозможно его недооценить. Ему попросту невозможно дать какую-либо детальную оценку. Он обычен, вот и всё. В самом этом волшебном действе, будут участвовать, всего лишь, несколько лиц. Всё в нём очень просто и естественно. Взявшись за виртуальные руки, виртуальным людям не придёт после Заката осознание того, что они столько лет не наблюдали его, и относились к нему так, как будто бы его и вовсе нет. На них не будет обрушиваться никакой хлёсткий глубокий удар, и слёзы, не текут по их впалым, серым щекам. Этот удар должен был на миг уничтожить и превратить в пыль всё то, что произошло с ними в прошлом и превратить в прах все их тревоги за будущее. Но этого ничего нет. У них нет прошлого – они виртуально познакомились несколько минут назад – у них нет тревог за будущее – будущее выстроено с момента рождения до самой смерти. Момент Заката происходит здесь и сейчас, прямо на их глазах, но они не чувствуют, как он нагло вклинивается в их вечно веселящуюся память. Расплавленным металлом картинка не отпечаталась в мозгу, и будет забыта через две дальнейшие мысленные команды. Хоть десять закатов в день! Ценность будет утеряна через два подряд.
Тяжко опустившись за стеклянными домами, убийца Земли непринуждённо превращает их в отвратительные создания. Невозмутимые. Имея в своём распоряжении жалкое количество лет, они стыдливо, представляют на всеобщее обозрение свою ущербность и уныние. Свои однообразные формы и до нервного срыва скучные пейзажи.
Закат опустошает, замечающих его.
Стараясь быстрей скрыться за горизонтом, Солнце падает за небесный свод и облегчённо вздыхает. Дома и домишки, занятые длинными тенями, мгновенно преобразившись, становятся похожими на колоссальное кладбище конца двадцать третьего века. Настоящими крематориями души. Настоящими убийцами воли.
Когда твой псевдо-ясный, и псевдо-расплывчатый взгляд дойдёт до этой картины, то никаких мурашек, к слову сказать, которые не бороздили твоё существо, уже как целый век, не проникнут под кожу и не застынут там, по всему силуэту твоего, прекрасного виртуального тела. Ты не будешь ощущать одновременно два противоположных состояния – фантастическую усталость и невероятный прилив сил. Такое никогда не запоминается. Ноги, как твоя родная часть физического тела, не будут подкашиваться от фотонной картинки, и сила, таящаяся в груди, не будет сообщать тебе, что ты всесилен! Руки не будут закрывать твоё прекрасное лицо, теряя свою крепость, и сознание не будет устраивать фееричный, невообразимый праздник жизни. Внутренний твой пластилиновый стержень и не подумает распрямляться, выгоняя из тела всё ненужное и копившееся в нём годами. Первобытная энергия, уничтоженная техно-человеком, не будет говорить тебе о твоём хламе, глядя тебе в лицо. Она не будет смеяться над ним и не даст понять, что все твои трудности и цели никчёмны. Унификация. Анти-Катарсис.
Извиваясь серебряной цепочкой, ужасней которой не сыскать, по родной планете умиротворённо шумят миллионы электропроводов. Упрямо и настойчиво, они пробивали себе дорогу, пока исполин-Человек не принял их, как своих. Сотни лет они утверждали это право, пока они не стали неотъемлемой частью этой планеты и этих домов. Раздавая богатство, дешевле которого ничего и нет, импульсы торопятся дарить смерть настоящему Человеку. Невидимые и опасные – они играючи перепрыгивают через отполированных людей. Люди же теперь лишь способствуют их распространению. Мнимый мир преодолел трудности пути. Нырнув в эту ложную вселенную, ты пытаешься уловить её малейший звук, её малейшее движение, ведь они проливают бальзам на твою веселящуюся душу. Ты слышишь и чувствуешь, но вокруг царит абсолютная тишина. Тебе кажется, что ничего вокруг нет и, в то же время, есть всё, о чём ты мог только мечтать. Ты уверен, что здесь нет ничего лишнего и всё, абсолютно всё находится на своих местах. И этот хрупкий мир с несгибаемой волей к жизни; мёртво рождённая богиня, которой поклоняются все. И несвободный, неодухотворённый лес, хозяин у которого твоя мысленная команда. И наблюдающий гордый и сильный твой фотонный орёл, что смотрит на тебя с вершины не настоящей, фотонной горы, духом которой он не является.
Все они знают, что ты здесь. Они ЗНАЮТ КТО ТЫ!
– Время возвращаться – прозвучал голос из «другого» мира – завтра на работу, проскрипел «Помощник» и отключил персональный источник фотонов.
Новоград. Среди множества одинаковых домов, с отполированной поверхностью, стоит невзрачное на вид, одинокое здание церквушки. Её купола и кресты больше не зажигает, мистическим огнём, мистическое светило. Больше никто не удивляется красоте посеребрённого креста при яркой озорной Луне. Усталой, шаркающей походкой, в своей неизменной чёрной рясе, в это пустынное здание приходит, всего за несколько месяцев сильно постаревший, сгорбившийся старичок. Внешне было сложно назвать отца Георгия старичком. Крупное телосложение, далеко не жидкая борода и волосы – чёрная смоль с сединой – уж точно не рисовали образ старика. Вся боль заключалась лишь в том, что никто не смотрел, и боль эта вне возраста. Она исказит образ, а вернее обезОБРАЗит его. Он сидел на стеклянной лавке, и обводил взглядом убогую городскую архитектуру. Вокруг не было ни одного деревца, насекомого, животного, человека. Только несколько ненавистных мониторов – дань уважения «древнему» человеку, за которого и считали священника – прокручивали, надоевшие до отвращения, высказывания мудрецов прошлых тысячелетий.
