1980 год. Мы только что приехали с лечения, не то с ванн, не то с грязей, – какая теперь разница? По графику после отдыха до обеда оставалось минут 15, на улице снова было пасмурно и нас, как обычно, собрали в игровой. Я уже писал в рассказе «Всё прогрессивное человечество…», что это был самый плохой «поток». По крайней мере, для меня. Быть может, для «новичков» этот «поток» и был обычным, ведь они не знали, что здесь бывает лучше, но так получилось, что на этот раз сюда приехали в основном «старички». Так было не часто, но на этот раз получилось именно так. Ребята занимались кто чем горазд, Полина Андреевна дремала, время от времени просыпаясь, что бы сказать традиционное «Так-так»… Всё было как обычно.
Вдруг из длинного коридора послышался приближающийся грохот костылей. Кто бы это мог быть? Все «костыльники», вроде, уже тут, заезд давно кончился… Гость? Так и есть: секунду спустя сначала мы увидели радушную улыбку Полины Андреевны, которая сидела у двери и первая увидела пришедшего, потом в дверях появилась улыбка самого гостя. Это был Миша Урываев, другая легенда «Голубой волны».
– Ба, какие люди! – естественный возглас удивлённого неожиданной встречей человека. – Надолго к нам, какими судьбами, из каких краёв?
– Здравствуйте, Полина Андреевна. Да вот, заглянул минут на 5, еле-еле удрал. Сейчас я в 5 >ой группе…
Слово за слово – обычный разговор, воспоминания.… Ведь всегда есть, что вспомнить человеку, знавшему тут каждый уголок, знакомого с большинством из здесь присутствующих. Ещё долго бы ничего не происходило (по моему мнению) если бы не одна невзначай брошенная фраза, которая не могла не взбудоражить около половины слышавших о Чернявском хотя бы что-нибудь. Ведь даже если кто-то и не был во втором «потоке» Саши (как я, например), всё равно он не мог не знать, что с ним произошло. Миша сказал буквально следующее:
– А вы знаете, Саша пошёл…
Начало апреля, вечер, 1978 год. Мы с папой только что вышли из приёмного покоя и собирались уже идти по обычному маршруту – вперёд и налево, как вдруг в темноте послышался знакомый голос:
– Вы, вероятно, во вторую группу?
– Да, – ответил папа.
– Так вам не туда, там сейчас идёт капитальный ремонт, – сказала неожиданно появившаяся из темноты фигура врача то ли 1 >ой, то ли 3 >ей группы, как позже узнал Антонины Ивановны.
– Да-а, а нам никто не сказал, – удивлённо произнёс папа.
– Вам надо счас сразу налево, обойти этот дом и зайти с той стороны. Позвольте, я вас провожу.
– Спасибо, хне надо, мы поняли.
– Это где раньше школа была и клуб? – уточнил я. – Знаем!
Так я в первый и последний раз оказался не в своём корпусе. Впрочем, и этот корпус для меня был не в диковинку; в 1976 году меня возили сюда (на коляске) учиться в 3 >ий класс. Кроме того, здесь располагался киноклуб, состоящий из двух помещений-кабинетов, между которыми в довольно-таки толстой стене были проделаны 2 квадратных проёма для киноаппарата. Интересно, куда же его разместили теперь? – мелькнула, было, у меня мысль, но тут же я увидел вдали контуры как будто достроенного корпуса, и мне сразу стало понятно, что этот киноклуб мог оказаться именно там.
Когда мы вошли в помещение, нас встретил почему-то радушный голос идущей на встречу нам Анастасии Ивановны:
– Ба, кого я вижу!
– Да, это мы. Как говорится, чудны дела твои… – ну, и т. д.
Из всего этого диалога, который ни для кого ничего не значил, может быть, стоило бы выделить (с целью показа живости разговора) слова о том, что теперь у меня такой-то номер, что означает, что под этим номером будут и шкафчик, и вешалка для полотенца, и полка для стаканов, да зачем? – В разные «потоки» у нас были разные «навороты» (как бы я теперь выразился), а во время большого ремонта что-то должно быть не так. Эти номера не отменили и после заезда в основной наш корпус, как говорится, коней на переправе не меняют.