Когда Шаламов очнулся от беспамятства и с трудом поднял ставшие чугунными веки, то не сразу понял, что все еще находится в рубке интергалактического спасательного шлюпа «Кентавр» с маской-фильтром на лице. К тому же сбивала с толку невесомость. Все органы чувств вопили что было мочи о том, что он попал если не в мясорубку, то по крайней мере в камнедробилку, в то время как старт должен был быть мягким и не влияющим на самочувствие.
Шаламов попробовал шевельнуться и едва сдержал стон: тело уподобилось студню, в который вонзился миллион игл, осколков стекла и прочих острых предметов.
– Елки-палки! – сказал Шаламов вслух, не узнавая собственного голоса. – На стон это мало похоже. Эй, кто-нибудь, что случилось? Где я?
– Вы на шлюпе курьерской линии СПАС-главный – Орион-6, – прошелестел в ушах бесплотный голос.
И Шаламов наконец вспомнил, где он находится.
Багровая пелена в глазах медленно растаяла, сквозь мглу проступили очертания рубки.
Поскольку «Кентавр» был спасательным шлюпом класса «универсал-абсолют» и представлял собой, по сути, единый квазиживой организм, внутри которого, как семечко в яблоке, обитал водитель, называемый по древней традиции пилотом, то рубка шлюпа должна была иметь вид трехметрового кресла-кокона, оборудованного множеством датчиков; датчики подавали информацию напрямую в мозг пилоту и через дисциплинатор, блок целесмыслового контроля,[1] передавали его мысленные команды исполнительным механизмам. Теперь уже в передней части кокона напротив Шаламова зияла брешь, образуя своеобразное окно, за которым располагалось странное помещение, напоминавшее пещеру. «Пещера», заросшая гребнеобразными перепонками, имела, однако, явные признаки технологической обработки. Ее торец представлял собой черный гладкий экран, по которому плыли светящиеся линии, искаженные геометрические фигуры, замысловатые символы и знаки, а напротив в кресле, напоминающем журавлиное гнездо, сплетенное из толстых металлических прутьев, восседала завораживающая взор фигура: трехгорбая глыба в пластинчатых доспехах из полированного желтого металла. Глыба казалась живой и неживой одновременно и вызывала в памяти ассоциации – окаменевшего бегемота или, наоборот, ожившую скульптуру модернистов. Но хотя Шаламов и соображал пока туго, он сразу узнал маатанина.
Цивилизация маатан была открыта около десяти лет назад, причем курьезным образом, не с помощью звездных экспедиций. По земле вдруг прокатилась волна жалоб операторов и владельцев компьютерных баз: информация, запасенная компьютерами, начала вдруг исчезать, теряться, будто ее кто-то нарочно стирал. Специалисты сначала грешили на компьютерный вирус, запущенный в общую сеть неким злодеем-любителем, но подключенная к расследованию служба безопасности вышла совершенно неожиданно на странных существ, беззастенчиво грабивших память компьютеров. Последовавший вслед за этим открытием контакт привел если не к войне, то к полному отказу маатан объяснить свои действия и сотрудничать с землянами.
Десять лет люди пытались узнать причину такого отношения к себе со стороны негуманоидного разума, и все десять лет маатане упорно продолжали не замечать усилий землян, отвечая молчанием на все вопросы и предложения, демонстративно не замечая братьев по разуму. За свой необычный облик, подчеркнутое нежелание вести диалог и явное пренебрежение к деятельности людей маатан прозвали «черными людьми». Разведчики, спасатели и археонавты не раз встречали в космосе их корабли, игнорирующие любые знаки, будь то запрет посадки, предупреждение об опасности; и еще не было случая, чтобы «черные люди» ответили на чьи-либо сигналы.
«Джо, – позвал мысленно Шаламов, обрадовавшись тому, что пси-связь с координатором не пострадала. – Жив, старина? Что случилось? Почему я в маске? Высвети экспресс-информацию».
– Маска надета аварийно, – сухо ответил координатор, – потому что в рубку проник инертный газ. Но я вам не Джо, а функциональный киб-интеллект типа «проводник» класса «инк-пять»,[2] и прошу обращаться в соответствии с инструкцией.
– Слушаюсь, проводник! – пробормотал изумленный Шаламов.
Искусственные интеллекты устанавливались, а вернее, выращивались на каждом базовом спасательном шлюпе и даже на модулях аварийно-спасательной службы и обычно откликались на то имя, которое отражало название шлюпа или было вложено в них при рождении. Шаламов еще с первого рейса назвал координатора своего шлюпа Джорджем, по имени героя старинного романа Апдайка «Кентавр», и тот принял имя как должное. И если уж он вдруг «обиделся», значит, шлюп был поврежден серьезно, вплоть до нарушения работы главного компьютера.
– Экспресс-информацию выдать не могу, – продолжал пси-доклад координатор. – Почти все рецепторы и нейронные узлы парализованы, датчики пространства разрушены. Через пять-шесть минут смогу восстановить визуальный обзор, но мешает присутствие чужих логических цепей, сбивающих оптимальное функционирование систем.
– А нормальную гравитацию сделать можешь? Я не люблю работать в невесомости.
– Только после восстановления ремонтного узла, через час, да и то с вероятностью ноль шесть.
– Как мы оказались в одном месте? – Шаламов снова посмотрел на сверкающую металлическими зеркалами доспехов неподвижную фигуру «черного человека».
– Информации нет.
– Тогда включи меня в свой главный нервный контур напрямую и дай память от момента старта.
– Опасно, контур блокирован хаотическим поступлением чужих сигналов и «белого шума». Источник сигналов находится внутри моего информполя, вероятно, внедрен в меня ударно, однако мне неподконтролен.
– Позволю напомнить пункт инструкции: «В нештатной ситуации водитель имеет право…»
– Подчиняюсь.
И в мозг Шаламова хлынули лавины сигналов, донесений датчиков, обрывков команд, мыслей и чувств координатора, бессмысленное бормотание поврежденных аппаратов, шепоты аварийных систем, пучки импульсов и глухой угрожающий шум…
Повторно очнулся пилот спустя час, хотя и не помнил этого – координатор сам равнодушно сообщил ему о времени и причинах беспамятства.
Невесомости уже не было, сила тяжести равнялась примерно трем четвертям земной, координатор сдержал слово и починил генератор тяготения.
– Ввел максимальную аптечку, – добавил он, – вы были на грани коллапса.
– Спасибо, – пробормотал Шаламов, наслаждаясь почти нормальной силой тяжести и разливающимся по телу теплом: стимуляторы аптечки сработали и вытеснили из головы расплавленный свинец боли. Теперь он кое-что знал, по сути, главное.
Давно известна формула: проблема межзвездных путешествий – проблема побуждений, движущих разумом, а вовсе не физическая проблема; если межзвездные путешествия нужны – разум ее решает. Как, например, это сделал человек. Но, кроме человека, в космосе обитают и другие разумные существа, решившие ту же задачу сходным путем, и в один прекрасный день (вечер, утро) два межзвездных корабля, подобных в движении лучу света, точнее – потоку информации, а еще точнее – растянутым от точки старта до точки финиша «суперструнам информации», вдруг оказываются в одной и той же точке пространства в один и тот же момент. Именно этот редчайший случай и выпал на долю Шаламова.
