Когда мне было четырнадцать, хорошие книги ходили по рукам и тётеньки-библиотекарши выдавали их по предварительной записи, по очереди. Одной из таких книг была «Таис Афинская». Моей подруге удалось заполучить её на целых десять дней, и вся наша девчоночья стайка взахлёб слушала увлечённый пересказ приключений отважной гетеры. Я тоже внимала невиданные просторы, героические поступки, и… ничего не запоминала. Ни имён героев, ни названий стран, ни последовательности событий. Спустя двадцать лет Таис ко мне вернулась, я с удовольствием её перечитывала и… снова ничего не запоминала. Прошло ещё двадцать лет и до меня (о боги!) стало доходить, почему не цепляется за память эта книга. Иван Антонович описывает жизнь Таис с точки зрения мужчины, а значит – логично. У меня нет и тысячной доли опыта Таис, а потому она не может быть мне близкой, и я не могу сопереживать ей. Однако, Ефремов, наверное, единственный, кто раскрывал, пусть и разумным взглядом, божественные женские лакуны тех далёких времён.
Природа женских религиозных культов, потерянная для нас навсегда, в последние годы стала весьма популярной темой для изучения и даже, возможно, восстановления. В накрывающем нас хаосе из семейных и общественных обязанностей, нацеленности на непременно большое количество денег и мужских способов проживания жизни, мы хотим чувствовать, что нами движет и куда нам дальше. Мы хотим вспоминать свою глубинную природу и, хотя бы немного, приводить своё сознание в гармонию с ней. А потому тянемся к мастерам самых разных женских практик – женщинам, которые нащупали и признали что-то вечное внутри самих себя, и готовы делиться этими постижениями с другими женщинами.
Нам жизненно важно не только выражать себя через работу, как это делают мужчины, но и быть в согласии с внутренней изначальной природой, которая когда-то давно манифестировалась в религиозных ритуалах на основе простого чувства «так оно есть». Чувства, но не мысли! Другими словами, люди тех религий не думали, они воспринимали мир чувствами. И человеческие ценности были воплощены как чувствование через религиозные культы.
Впервые я коснулась осознания собственных струн женской природы в 2017 году, когда работала над собою методами кармической психологии. Я с удивлением приоткрыла для себя суть и задачи женских богинь. С тех пор из самых разных источников – журнальных статей, книг, моих путешествий, разговоров с объёмными людьми – ко мне стали приходить капли понимания женского способа проживания жизни.
В этой книге я постаралась свести в один сюжет всё, что мне удалось понять. Мне хотелось почувствовать и описать переживания девушки по имени Сурия, жившей во времена расцвета культа шумерской Богини Инанны. Я попыталась представить себе, как могла складываться жизнь Её дочери.
Мой храм Инанны похож на Айя Софию и храм Хатхор. Центральная фигура Инанны подобна шанхайской ГуаньИнь – скульптуре из цельного полупрозрачного нефрита. Об алхимических свойствах ароматов я узнала от моего друга, владелицы товарной марки духов Алайи Мира. Магнолия, вокруг которой построен дом главной героини – растёт в городском саду Измира. Лекарственная лаборатория – это дом моего ханойского Учителя. Чёрный камень лежит в Луксоре. В описании танцев мне помогло моё, канувшее в прошлое, увлечение арабскими танцами. Ху Синь Сянь Лаоши – моя даосская наставница, настоятельница монастыря в городе Ухань. Итак, ничто не придумано мною. Всё, что есть в книге, я встречала здесь, в моей жизни.
Повествование ничуть не претендует на историческую правду. В нём нет никаких реальных фактов или персонажей. Более того, похожая история могла происходить где-нибудь, скажем, в Петре или в Фивах. Моим желанием было рассказать о личных переживаниях героини в окружении её собственной реальности.
Я благодарю мою дорогую подругу и первую читательницу Ксению Ван за её искреннее участие в судьбе главной героини и за её бесценную помощь в работе над книгой.
Первое просветление воздуха пахнуло туманной свежестью. Сурия приоткрыла дверь и поёжилась. Накинула приготовленную с вечера шерстяную шаль и скользнула в темноту двора. Она любила эти утренние минуты, и словно ранняя птичка, мчалась на высокий берег Благословенной Реки, где Великое Солнце поднималось в мареве тяжёлого воздуха соляных озёр, лежащих к востоку от Ларсы. Дыхание её замирало, а глаза боялись моргнуть, когда первые лучи появлялись из-за далёкого горизонта и вмиг вырастали в полыхающий громадный диск. Она распевно говорила короткую песню, протягивая к Нему тонкие руки, а потом вприпрыжку возвращалась домой по вьющейся тропинке. Так начинался новый день её двенадцатилетней жизни.
Сегодня, подбегая к садовой калитке, она вдруг увидела Бена. Бен был сыном друга её отца и жил по соседству. Высокий и тонкий юноша, с нежным пушком над губой и синими глазами, он походил на стройного ирбиса, которого Сурия однажды видела в пустыне.
– Что ты тут делаешь? – было удивительно встретить его в такой час.
– Жду тебя, – Бен улыбнулся. В голосе его послышалась грусть, и Сурия вопросительно заглянула в его глаза, темневшие под бархатистыми ресницами. – Ты ведь скоро уезжаешь. Сегодня вечером родители наши собираются вместе поужинать. Ждут от нас музыки и танцев, – Бен говорил о любимых взрослыми вечерах, когда дети устраивали короткие выступления – Сурия танцевала, а Бен играл на барабанах. – Хочу показать тебе новый ритм, я сложил его вчера. Давай попробуем. Если тебе не понравится – вечером сыграю что-нибудь другое.
– Бен, ты печалишься? – Сурия подошла совсем близко. – И музыка твоя уныла?
– Да, – выдохнул он. – Мне не хочется оставаться без тебя.
В один и тот же миг они шагнули навстречу друг другу, и щека её прижалась к его сердцу. Бен гладил нежные каштановые волосы и думал о том, какая же хрупкая на самом деле его девочка. Он знал Сурию всю свою жизнь. Руки его доставали из барабана ритм, что заставлял её двигаться. Часто ему казалось, что руки откликаются на танец, и он не понимал, что первично. И вот сейчас они прощаются на долгие три года. Ведь это же целая вечность! Горло его стало горячим, а руки сжали острые плечи.
– Если я не поеду в храм и не приму предназначенное мне знание, то как же я буду жить? Ведь я не умираю. Я вернусь, – Сурия тихо разрывалась между тоской расставания и рассудком.
– Да, да, милая, конечно, – Бен проглотил комок и улыбнулся. – Идём?
Они направились вглубь тенистого сада, где перед большим шатром, накрытым прозрачным сапфировым шёлком, была устроена небольшая сцена – совершенно круглый спил гигантского кедра. Поверхность его, выглаженная искусными руками, была почти зеркальной, а когда босые ноги ступали по ней, то тепло дерева соединялось с жаром человеческого тела, и воздух наполнялся сладковатым ароматом.