Спящий город безмятежен. Темнота царит над ним, и каменные дома хранят молчание. Шумят лишь деревья, время от времени соглашаясь в чём-то с раскачивающим их ветром.
Никто не слышит ни нежный перезвон, ни лёгкую барабанную дробь, ни тоненький поющий голосок. Только тени, чернее чёрного, замерли в ожидании, и иногда кошачий силуэт, выгнув спину и подняв хвост трубой, мелькнёт в просвете между домами или на крыше.
Высоко-высоко мерцают звёзды, но и они почти не видны, даже если поднять лицо к чернильному небу.
Звёзды способны пронести сквозь время. Их свет – лишь слабый отголосок давно минувших лет.
Цепкий взор, несомненно, различит каменный мост – старинная кладка. Где-то внизу слышен тихий плеск воды о камень, свет луны скользит по водной глади.
Ни души.
Единственная фигура – чёрный силуэт, видение из прошлого, – он замер в нерешительности. Кругом всё так спокойно, умиротворённо. Ласковый ветер треплет тёмные кудри, гладит лицо, шею. Но прозрачные как лёд голубые глаза обращены к воде – та сулит прохладу.
Тело бросает в дрожь.
Он переставляет непослушные ноги, хватается за перила непослушными руками. Стоя на самом краю, пытается разжать окаменевшие в мгновенье пальцы. Он оглядывается в последний раз, но обнаруживает со вздохом облегчения и уколом разочарования, что вокруг по-прежнему никого.
Никого.
Глубокий вдох, а затем…
– Знаешь, со стороны ты выглядишь не так трагично, как тебе, должно быть, представляется, – насмешливо произносит бесплотный голос.
Человек на мосту оборачивается. Кругом темно, но он различает неясные очертания высокой фигуры. Неизвестно, игра ли это его воображения или реальный человек – прохожий, волею случая оказавшийся в этом безлюдном месте в поздний час.
– Мне нужен художник. Я высоко ценю талант и заплачу за него выгодную цену. Неразумно сбрасываться с моста, отказываясь от такого предложения.
Он замирает в раздумье. Должно быть, он бредит. Ведь это просто невозможно…
Он хочет ответить, но в горле пересохло, язык прилип к нёбу. Пытается развернуться и перелезть обратно через перила, но поскальзывается и срывается, успевая ухватиться за каменный выступ.
Фигура приближается и протягивает руку. Черт лица по-прежнему невозможно различить, но вблизи видно, каким огнем горят глаза спасителя.
– Холсты, краски – всё за мой счёт.
И он хватается за эту руку.
Было ли поначалу это утро сколько-нибудь интересным?
Нет.
Арсений бездумно раскачивался на стуле. Он пришёл на занятия слишком рано. Кроме него в классе была только пара человек. Никаких домашних заданий, которые нужно было бы повторять перед уроком, ведь на дворе стояло всего лишь второе сентября.
Одиннадцатый класс.
Вчера в школе царил праздник, и даже дождливая погода его не испортила. Они все встретились после лета – загорелые, подросшие, одетые в чёрное и белое, кто с новой причёской, а кто – с новым увлечением. И почти каждый – с букетом цветов. Их радостно встречали учителя. Надо признаться, после долгих каникул ученики тоже были им рады.
Теперь в школе не осталось никого старше.
Арсений помнил, как вчера в актовый зал вошли первоклашки. Такие маленькие… Ему с трудом верилось, что он был таким же, когда пошел в первый класс. Они выглядели испуганными и смущёнными, а старшеклассники приветствовали их громкими аплодисментами.
А потом был короткий концерт. Ничего особенного, но Арсению запомнилась одна песня – её звонко пела незнакомая ему девчонка, – и он до сих пор про себя напевал две запомнившиеся ему строчки.
После праздничной линейки их компания недолго покружила по городу, после чего ввалилась в дешёвое кафе, где они и просидели до самого вечера.
Со вчерашнего дня в погоде не наметилось перемен: туман льнул к окнам, деревья стояли ещё зелёные, лишь слегка тронутые увяданием, а небо так и было затянуто серой пеленой.
В кабинете русского языка и литературы гулял сырой сквозняк. Неприветливым и неуютным казалось искусственное освещение, и классики хмуро глядели со своих чёрно-белых портретов без рам. Унылые папоротники свесили с горшков ветви – им тоже было грустно. И старый вытертый линолеум местами топорщился.
Накануне вечером Арсений поздно лёг. Ночь была беспокойной, его сны торопились один за другим. А утром встать пришлось рано – он уже и забыл за лето, что уроки начинаются в такую рань. Растеряв остатки тепла по дороге в ванную, он к тому же обнаружил, что краны с горячей водой предательски пусты. Кухня тоже оказалась негостеприимна: мать уже ушла на работу, не оставив ни намека на сытный завтрак, а самому готовить спросонья ему было лень. Он искал спасения в горячем чае, но тот остывал буквально на глазах.
И вот Арсений раскачивался на стуле, взъерошенный и сонный, самому себе напоминающий нахохлившегося голубя на козырьке под крышей.
Ольга ворвалась в класс размашистым шагом и с ходу закинула сумку на место рядом с ним, после чего села сама.
– Привет!
Арсений кивнул в ответ.
– Чего так кисло? – живо поинтересовалась соседка.
– Спать хочу.
Она хмыкнула и принялась раскладывать на парте школьные принадлежности.
– И чем ты вчера таким интересным занимался, что не выспался?
– Читал, – деланно равнодушно бросил он, крутя головой по сторонам и посматривая, что интересного происходит за другими партами.
Но Ольга в ответ зарычала – Арсений повернулся к ней. Она запрокинула голову и закатила глаза.
– Только не это! Я не затем покупаю сборники кратких пересказов, чтобы ещё е и от тебя слушать, да ещё и не по школьной программе. Только не в этом году!
– Я даже ничего тебе ещё не рассказал.
– Но расскажешь, – с уверенностью заключила она.
Арсений поджал губы и потянулся к рюкзаку за тетрадкой с ручкой. Он думал подстеречь ее на уроке биологии, когда всё равно будет тоска смертная, и у Ольги не останется выбора: потому что слушать его пересказы лучше, чем усыпляющий гундёж. Тем более его так и подмывало…
– Посмотрим, что ты скажешь через урок-другой, – философски заметил он, и Ольга не сдержала мрачной улыбки.
Они дружили уже давно, класса, наверное, с пятого, и всегда сидели вместе – рассадить их не удалось ни одному учителю. Арсений не находил её симпатичной: она была очень высокая, с мальчишескими замашками, кучей клетчатых рубашек и рваных джинсов. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо кто-то из класса был в неё влюблён . Парни её не замечали, а из девочек с ней никто близко дружить не рвался.
Кроме всего прочего, Ольге не повезло с родителями. Больше, быть может, никто из класса и не знал, но ему она кое-что рассказывала.
– Как дома дела? – спросил Арсений, пока народ постепенно прибывал.
Ольга дёрнула уголком губ в попытке изобразить беззаботную улыбку – но получилось похоже на судорогу.
