Из дневника. 1.09. Итак, я студентка дневного отделения филфака БГПИ. Наконец! Обожаю широкие институтские лестницы с перилами, длинные коридоры, светлые аудитории, особенно 401 и 409, где читают лекции для всего курса. Само здание производит впечатление монументальное, но мрачноватое. На фасаде, окнах, просторном интерьере читается солидная и непростая история. Захотелось узнать, что же здесь было. Здание построено в 1936—37 гг. для Наркомата промышленности, в 1941 г. сюда эвакуировали московский институт имени Мечникова. А в 1967 г. разместился педагогический институт.
10.10. На семинаре по истории КПСС ответила на трудный вопрос. Равиль Гафурович Лукманов (Р. Г.) несколько раз с удовольствием назвал мою фамилию. Он меня так возвысил, что группа издергала добрыми насмешками: «золотая голова», «качать надо». А до этого на лекции он сказал, что марксистские взгляды нужны и учителю, и воспитателю, и (улыбаясь, посмотрел на меня) няне. «Хорошая статья», – мимоходом обронил он (мою статью о детсадовцах поместили в факультетской стенгазете).
30.10. На русском языке разбирали сочинения. Я остроумничала. В коридоре преподаватель Игорь Викторович Артюшков остановил меня и, как мне показалось, с ехидством спросил, почему я не сдала сочинение.
– Не могу я писать на такие личные темы.
– Придется. Ты городская? В какой школе училась?
Когда я сказала, что училась у Болховских, он с удовлетворением отметил:
– Чувствуется. Теперь мне все ясно.
И добро улыбнулся: не высокомерно, а просто.
Вообще-то к С. З. я пришла с готовыми знаниями по русскому языку. Ольга Кирилловна в 5—6 классах, Анна Ивановна в 7 классе… Моя любовь к ним заставляла заниматься увлеченно, а проверки тетрадей, которые доверяла А. И., углубляли знания. А Софья Захаровна вытащила из глубин мои творческие способности, о которых я не подозревала.
1.11. До сих пор сияю и свечусь счастьем. Какая радость, что поступила в институт на дневное! День заполнен до отказа: в неделю два-три хора, два занятия в вокальном кружке, один раз журналистика, на фоно надо появляться, послали делегатом на профсоюзную конференцию, еще всякие мероприятия. Выбрали в редколлегию факультетской газеты. А в училище мне стало скучно: жизнь там совсем не кипит.
7.11. На вечере, посвященном празднику Великой Октябрьской революции, пела «Тройку» Некрасова и эстрадную «Что со мной?». Меня единственную вызывали на бис.
Когда я пришла на место сбора нашей колонны, мне навстречу бросились и филфаковцы, и инфаковцы: «Как ты вчера хорошо пела».
Ах эти письма от моей любимой учительницы: «Очень, очень рада, что ты стала студенткой. Ты даже не представляешь, как я довольна. Студенческие годы самые трудные, но и самые интересные. Пиши чаще, подробнее, мне хочется знать все о тебе. О встрече в Москве договоримся. Напиши, в каких числах приедешь, и я назначу свидание. Будь уверена, место выберу интересное. Твоя Анна Ивановна».
15.11. Прошел смотр самодеятельности 1 курса. Декан ФОПа (факультета общественных профессий) Софья Галимовна сказала, что я «гордость института», что «обогащаю ансамбль, очень музыкальная». Группа «В», с презрением взирающая на всех, тоже похвалила, но не забыла напомнить о том, что моя картавость портит впечатление. Да, это давно портит мне жизнь.
В коридоре встретила одноклассницу Любашу Бочкареву. Они с Кузьменко уже на последнем курсе.
– Ну ты даешь! Садритдинова рассказала мне, как тебя «вытаскивали» на твой собственный день рождения.
– Да вроде ничего особенного не было.
– Ну как? Приехала, говорит, к Фирке. Ее мама приняла, как всегда, по высшему разряду: накрыла стол, просто не передать словами. В центре красуется изящная бутылка. Дожидались, говорит, Фиру: ты, как всегда, была занята и в комнате, отрешенная от мира, строчила что-то, забыв обо всем. Твоя мама рассказывала со смехом, как раздобыла этот коньяк. В Москве зашла в валютный магазин «Березка». Невзирая на очередь,
«поехала танком» на продавца, беспрерывно говоря «тарабарщину» на иностранном языке. Все с почтением смотрели на нее и безмолвно согласились пропустить вне очереди. А тетя Роза, продолжая без умолку говорить, осаждала прилавок, показывая на витрину, пока, наконец, продавец не вышел из ступора и не догадался, чего хочет эта нахальная «иностранка». Галка слушала и смеялась до колик в животе. А когда твоя мама сказала, на каком языке говорила, Галка от смеха свалилась на пол. На татарском! Они не могли начать пиршество. «Галь, сходи за ней», – сказала тетя Роза. Видно, она знала, что тебя, «деловую», никто не поднимет из-за стола. Галка подходит к порогу и говорит: «Мы тебя ждем». – «Кто?» – «Мы все, стол готов». – «Мне некогда, надо срочно закончить статью». – «Так что, мне ехать домой?» – «Галь, не обижайся, но мне позарез нужно дописать!» – «Но сегодня день рождения, и твоя мама приготовила такой стол!» – «У кого?» «Что, у кого?» – «Ну, день рождения!» – «Ты че, придуриваешься, что ли? Сегодня 13 октября, дошло?» На твоем лице, говорит Галка, начало проясняться, и вдруг (такая перемена!) лицо стало таким озорным. Ты начала подбрасывать свои «очень нужные листки» до потолка, расшвыряла бумаги и упоенно завопила: «К черту мои дела, моя писанина! Гулять так гулять». И бегом на кухню, к столу… Слушай, я передала все, как Галка рассказывала. Ты что, серьезно забыла о своем дне рождения?
