1. Глава 1
– Рада, а ты чертовой невестой будешь! – Восторженно взвизгнула Весняна, плюхаясь на лавку. От смеха и бега щеки у девчонки раскраснелись, а из-под платка выбились по-детски еще жидкие и непослушные волосы.
– Чего? Я-то? – Хмыкнула девушка, с клацаньем закрывая узорчатую, новенькую дверцу печи. – С чего ты такое взяла вообще?
– Я слышала, как тетки говорили! В том году чертовой невестой была Торопова старшая дочка, она так ладно гадала, у всех сбылось! Но она уж больно часто милуется с Горисветом, а тяжелой такое нельзя… Да и непорядок это, дважды к ряду одну и ту же невесту собирать. Из старших дочек во всем селенье остались ты, да Нежа, но ее мать не пускает. Нежу-то, видно, этой осенью замуж отдадут, хе-хе… – Деловито принялась пересказывать сплетни Весняна, довольная тем, что ее слушают. – Так что, завтра вечером ты гадать будешь!
Рада закончила смахивать со стола, обтерла руки о передник, и ухватила сестрицу за щеки:
– Ну-ка, покажись, мышка. Опять чумазая небось ходишь?
– Нет! – Пискнула девчушка, выворачиваясь. – Я чистая!
– И лохматая. – Припечатала Рада. – Неси гребень, причешу.
– Хорошо… – Протянула Весняна, походя обнимая двоюродную сестру, и утыкаясь носом в ее одежду: – От тебя опять тиной пахнет. По болоту шаталась?
– Это ты весь день как неприкаянная шатаешься, да уши греешь, а я делом занимаюсь. Неси гребень, пока предлагаю.
Девчушка вернулась, уселась перед Радой, и замурчала от удовольствия, когда сестрица принялась расчесывать ее длинные, светло-русые волосы. Металлический гребень приятным теплым весом лежал в ладони, разделяя спутавшиеся прядки легко и быстро, и не теряя зубцов, как костяной. Прочесала по всей длине, разделила на три части, и сплела новую косу – тугую, длинную и ровную, как колос.
– Не туго? – Спросила Рада, по-новой повязывая платок.
– Не, хорошо. Спасибо! – Весняна снова обняла старшую сестру, крепко и быстро, и выбежала на улицу.
Девушка только вздохнула, улыбнулась устало, и тоже поднялась с лавки – уже не так резво, с отчетливым хрустом коленей. Непорядок, надо будет еще отвару навести…
В горшочках и узелках на полке нашлось почти все нужное: ивовая кора, сушеные корешки сабельника и аира, ярко-желтые цветочки пижмы. Рада щедро сыпанула всего этого добра в горшок, залила водой, и поставила в печь – кипятиться, а сама вышла на крыльцо.
Жаркое летнее солнце за день прогрело доски и резные поручни, так, что даже сквозь обувь чувствовалось тепло. Воздух был тяжелый, спертый и пыльный – но после духоты закрытого натопленного помещения даже он казался живительно свежим. Рада неторопливо побрела по натоптанной тропинке – к реке, примечая бурно зеленеющую на обочине траву. Вот репейник, цепляет взгляд розово-фиолетовыми цветочками; вон куртинка еще молодой крапивы; а вон там пчелы деловито копошатся на золотистых цветках одуванчика. Девушка заправила подол передника за пояс, и в получившийся карман складывала сорванные бутоны и листья – собирала, и думала.
Чертовой невестой быть – это и почетно по-своему, и ответственно. А что, если нагадает кому неправильно? Скажет: “хороший у тебя год, удачливый” да хоть тому же Горисвету. Парень обрадуется, осмелеет. Примется судьбу дразнить: за медом на высокие деревья лазать, на охоту ходить. И расшибется, или кобан его погрызет. А скажет Рада: “недобрый год, неудачливый” – тоже может нехорошо выйти! Поостережется Горисвет, помедлит, и его ненаглядную батька за другого замуж отдаст. И так, и эдак – выходит, что Рада тоже виновата будет…
– О, дочка, ты чего это тут? – Голос Златослава выдернул ее из размышлений. Широкоплечий мужчина сидел на самом краю речного берега, и ворошил по воде ситом. В небольшой кадке по одну руку от Златослава блестели на солнце железные капельки руды, а по другую руку стояла тележка с болотным илом, почти уже пустая. – Меня домой зовешь? Случилось что?
– Нет, все справно. Обед я приготовила уже, вот, травки собираю. – Пожала плечами Рада, заглядывая в воду. Блестящая темная гладь отражала, словно начищенное медное зеркало, позволяя разглядеть свое собственное лицо.
– Да красавица ты, не сомневайся. – Хохотнул Златослав, устало откидываясь на траву. – Вон, какая выросла, рукодельница и хозяюшка. Жаль, мать твоя не видит, как ты на нее похожа стала…
Смотреться в воду разом расхотелось.
***
– Ну вы чего там возитесь-то? Раздевайтесь живее! – Прикрикнула окутанная клубами пара молодуха, и звучно захлопнула за собой дверь. В предбаннике было шумно: шуршание одежды, перешептывания и хихиканье полдюжины девиц и женщин отражались от бревенчатых стен, делая и без того не самое просторное помещение еще теснее. Легко поскрипывали под ногами половицы. В нос бил запах смолы, выступившей на разогретых сосновых досках, меда, пота.
Сердце Рады медленно и гулко билось о ребра, отдаваясь в висках. На душе было неспокойно – будто вот-вот произойдет что-то эдакое, важное.
– Хи-хи-хи… – Послышалось снизу. Голос скрипучий, как не смазанная дверца, и высокий. Рада, любопытствуя, опустилась на колени и заглянула под лавку.
Из тени между бадейкой и ивовой корзиной на нее глядела пара отблескивающих зеленым глаз. – Чего пригорюнилась, девица?
– А ты кто таков будешь? – Шикнула Рада, нахмурившись.
– Банник я. – Проскрипело существо, словно сотканное из тени, или покрытое густой угольно-черной шерстью. – Пару вам поддать, девоньки? – Заискивающе спросил дух.
Рада быстро сунула руку под лавку и ухватила существо поперек тушки, вытягивая из укрытия, словно кошка зазевавшуюся мышь:
– Врешь!
Девки рядом – кто в сорочке, а кто и вовсе уже голышом – удивленно заохали, и принялись тыкать в шипящий комок черного меха пальцами. Нежа даже вскрикнула от испуга.
– Эта баня новая, в ней еще ни одного ребеночка не родили! А значит, и банника в ней нету. – Объяснила Рада, шагая к печке. – Да и выглядишь ты не как банник, а как… – Девушка распахнула дверцу, чувствуя, как пальцы обдает жаром. – …Самый обычный зловредный дух! – С этими словами она швырнула комок тьмы в печку. Демоненок завопил, прыгая по углям, и, кажется, выскочил через трубу.
Женщины вокруг загудели, кто одобрительно, а кто надменно: “Ишь, выделывается тут! Много ли сил надо, такого мелкого духа спровадить…”. Рада прикусила язык, чтобы не ответить колкостью на колкость, и молча вернулась в свой угол.
По такой жаре душегрею носить было смерти подобно, так что поверх рубахи на Раде обыкновенно были только понева да передник. Девушка распустила завязки, снимая запашную юбку, а за ней за подол стянула с себя рубаху, после и сорочку. Распустила косу. И последней сняла с головы широкую ленту, закрывающую лоб, с весело позвякивающими на висках кольцами – девичий убор, не женский. Уже к завтрашнему вечеру она снова повяжет эту ленту, вернется к привычным хлопотам в отчем доме. Но на одну ночь…
