Эдвард Лир - Чистый nonsense (сборник)

Предвидя, что некоторых взыскательных читателей могут смутить, озадачить, покоробить, а возможно, и обескуражить словесные диковинки вроде аккурайдо или гневицца, разбросанные там и сям по страницам книги, хотел бы начистоту объясниться с ними. Проще всего, разумеется, заподозрить и обвинить переводчика в недостаточно твердом владении родным языком или в излишне вольном обращении с ним. Однако отнюдь не исключены и иные варианты-объяснения, не правда ли? Например, все это может быть сделано вполне осознанно, причем по нескольким причинам сразу.

По порядку. Это могло быть устроено, подстроено, содеяно, во-первых, просто для улыбки. Во-вторых, ради особо точной, звонкой, прямо-таки звенящей рифмы, весьма желательной в лимерике. Третье. Сам автор, Эдвард Лир, вряд ли возражал бы против такого, ибо сам был большим шутником, озорником, любителем веселой языковой игры: придуманные им забавные словечки вроде scroobious, ombliferous или borascible вот уже почти два столетия не дают покоя лингвистам, знатокам и рядовым носителям английского языка – никто так доселе и не прознал, что же они, черт побери, в действительности означают! Нередко он (Лир) упрощал затейливую английскую орфографию (это когда, помните, пишут Манчестер, а читают Ливерпуль), добиваясь не только звукового, но и графического подобия рифмуемых слов, например, записывал охру (ochre) как oker для большего совпадения с poker (кочерга), а ocean как otion – мотив неясен, сознательно нарушал родную грамматику, употреблял просторечия (O law вместо O Lord, It ain’t вместо It isn’t, a-telling вместо telling) и т. д. А уж каламбуристом был таким, что еще поискать: друга своего Фортескью (Fortescue) именовал в письмах не иначе как 40scue, немцев делил на Ger-man, Ger-woman and Ger-children, а нарциссы (daffodillies) однажды взял да и назвал daffy-down-dillies – типа нарц-вниз-сы!

Ну и наконец, четвертое и основное. Никто не возбраняет и ничто не мешает любому «несогласному» читателю корректировать текст сообразно своим вкусам и представлениям, заменяя при чтении раздражающие слова более привычными, традиционными, напрашивающимися: небольшое творческое усилие – и вычурное аккурайдо превратится в нормальное (хотя и чуть скучноватое, быть может) наречие аккуратно, жизнирадисто – в жизнерадостно, хоулда – в холода и т. д. Такие же слова, как злоключиться или ненасыпный, являющиеся формально неологизмами, на мой взгляд, просто обязаны наличествовать в языке – коль скоро имеются злоключение, приключиться, ненасытный, и в то же время совсем недавно еще не было ни влюбленности, ни промышленности, ни даже летчика (зато был летун). При этом еще затевается забавная интерактивная игра, а читатели становятся своего рода соавторами переводчика! Как там говаривал Юлий Цезарь… Заинтриговал? Увлек? Убедил?

MY DEAR F. I want to send you, before leaving England, a note or two as to the various publications I have uttered, bad and good, and of all sorts, also their dates, that so you might be able to screw them into a beautiful memoir of me in case I leave my bones at Palmyra or elsewhere. Leastwise, if a man does anything all through life with a deal of bother, and likewise of some benefit to others, the details of such bother and benefit may as well be known accurately as the contrary.

Born in 1812 (12th May), I began to draw, for bread and cheese, about 1827, but only did uncommon queer shop-sketches selling them for prices varying from ninepence to four shillings: colouring prints, screens, fans; awhile making morbid disease drawings, for hospitals and certain doctors of physic.

In 1831, through Mrs. Wentworth, I became employed at the Zoological Society, and, in 1832, published The Family of the Psittacidse, the first complete volume of coloured drawings of birds on so large a scale published in England, as far as I know unless Audubon's were previously engraved. J. Gould's Indian Pheasants were commenced at the same time, and after a little while he employed me to draw many of his birds of Europe, while I assisted Mrs. Gould in all her drawings of foregrounds, as may be seen in a moment by any one who will glance at my drawings in G.'s European birds and the Toucans.

From 1832 to 1836, when my health failed a good deal, I drew much at the Earl of Derby's; and a series of my drawings was published by Dr. Gray of the British Museum a book now rare. I also lithographed many various detached subjects, and a large series of Testudinata for Mr. (now Professor) Bell; and I made drawings for Bell's British Mammalia, and for two or more volumes of the Naturalist's Library for the editor, Sir W. Jardine, those volumes being the Parrots, and, I think, the Monkeys, and some Cats.

In 1835 or 36, being in Ireland and the Lakes, I leaned more and more to landscape, and when in 1837 it was found that my health was more affected by the climate month by month, I went abroad, wintering in Rome till 1841, when I came to England and published a volume of lithographs called Rome and its Environs. Returning to Rome, I visited Sicily and much of the South of Italy, and continued to make chalk drawings, though in 1840 I had painted my two first oil-paintings. I also gave lessons in drawing at Rome and was able to make a very comfortable living.

In 1845 I came again to England, and in 1846 gave Queen Victoria some lessons, through Her Majesty's having seen a work I published in that year on the Abruzzi, and another on the Roman States.

In 1847 I went through all Southern Calabria, and again went round Sicily, and in 1848 left Rome entirely.

I travelled then to Malta, Greece, Constantinople, and the Ionian Islands; and to Mount Sinai and Greece a second time in 1849, returning to England in that year.

All 1850 I gave up to improving myself in figure drawing, and I continued to paint oil-paintings till 1853, having published in the meantime, in 1849 and 1852, two volumes entitled