Давид Паташинский - Читай меня по губам

Читай меня по губам
Название: Читай меня по губам
Автор:
Жанры: Современная русская литература | Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Читай меня по губам"

«Читай меня по губам» – пятая книга Давида Паташинского, в которой собрана поздняя лирика автора, более известного своими языковыми экспериментами. Радости эта книга не принесет, скорее опечалит, хотя печаль вскоре пройдет – книга предполагает несколько рецептов избавления от нее.

Бесплатно читать онлайн Читай меня по губам


I

«Нынче здесь, завтра там, а потом в никуда, в никуда…»

Нынче здесь, завтра там, а потом в никуда, в никуда
пропадают друзья, пропадают враги, пропадают,
только черные птицы садятся на провода
и, как капли вечерние, медленно тают.
Только белые тени идут сквозь замерзшую речь,
полосатые робы скатав за усталой спиною,
посмотри, как привычно висит золотой щит и меч
над страной безнадежно больною.
Вчк, кпб, поиграй мне побудку на ржавой трубе,
проиграй мне победку, помадку, пустую похлебку,
нынче здесь, а потом ты не мне, да и я не тебе,
да из Африки твердую пробку.
Только ночь на дворе, на глазах, на замерзших устах,
только польку, а то молдаванку, родную до боли,
замирают намеренно метрах немеряно в стах
жернова на веселом помоле.
Подари мне циновку и бледную ткань января
опусти мне на плечи, размокшие розовой манной,
покури на заре, поднимая навзрыд якоря
над водой безымянной.

Болезнь

Листья горькие, кофейные паузы,
близорукая лунная неурядица.
Но я поправлюсь, мне кажется.
Мне бегать нравится.
Голос холщовый не отдается в комнате.
Взгляд этиловый не отражает облако.
Помнишь, когда мы ходили по воду.
Мы никогда не ходили по воду.
Холод лучше, если ухватишь за руку
Холодное, багряное, осеннее зарево.
Помнишь, когда мы гуляли заполночь.
Мы никогда не гуляли заполночь.
Оглуши, заруби молоденького меня,
красивого такого смородинного.
Только в огонь не толкай, в котел не прилаживай.
Возьми другой каравай. Его замолаживай.
Плеск воды означает стакану полно.
Затылок знает, что ты его не тронешь.
Страсть как хорошо, только холодно.
Так холодно, что наступил Воронеж.

«Она ушла, эпоха. Впопыхах…»

Она ушла, эпоха. Впопыхах
мы пишем заводные некрологи,
а воздух остановлен, под углом
событих, растворенных в никуда.
А мы все ждем, и водка хороша,
но нам не выпить нашего рожденья,
и пустоты своей не пережить,
и суеты своей не обеспечить.
Мы будем спать. Мы будем пропадать
по одному, по семьям, по народам.
Налей еще. Как горько, как напрасно,
когда-то, помнишь, пело нам с листа:
мы с тобой на кухне посидим
сладко пахнет белый керосин

«Я живу за стеной, только шепот иной…»

Я живу за стеной, только шепот иной
раздается тугими ночами.
Там ребенок больной, там всегда выходной,
там звенят, но совсем не ключами.
Там играют смешную простую игру,
слышишь – падает мелочь густая?
Если вдруг я сегодня под утро умру,
я, наверное, просто растаю.
Так-то, друг – если вдруг. Все бывает тогда.
Даже водка бывает колючей.
Даже, будешь смеяться, сухая вода,
что в коробке на всякий случай.
Я читаю свое, ты читаешь свое,
остальное осталось за кадром.
Ты бы знал, кто сегодня меня узнает,
кто поет в этом мире цикадном.
Я живу у стены. Все углы неравны.
Все собаки скулят об одном.
И не знают цены старики пацаны,
выключая рассвет перед сном.

«Цитрусовые восходы. Яблочные закаты…»

Цитрусовые восходы. Яблочные закаты.
Мир мой стал одинаков.
Коды вечерних улиц. Капли дождей печальных.
Мы уже не вернулись.
Маковые рулеты. Вкус утренней сигареты.
Если тепло, то лето.
Каменные скамейки. Глиняные дороги.
Пруд. Бегут водомерки.
Вдаль перестуком пальцев
льется вчерашний поезд.
В городе постояльцев
солнце давно погасло.
Я бы и сам остался
там, где еще тепло есть,
да пожелтевших прошлых
перегорело масло.

«Последнее время стало холодно жить…»

Последнее время стало холодно жить,
последние песни поет молодой рассвет.
А ты держи меня, спать уложи.
Не говори, что состоим в родстве.
Это родство душ убивает хуже любви.
Жена, муж. Вареные соловьи
пустых сердец уже не дают дрозда.
Такая судьба. Оказалась тоже пуста.
Если горит, это горит звезда.
Как правило, на самом конце креста.
Последнее время ляжет на горло сну.
Если воем, значит зовем весну.
Если холодно, значит ложимся спать.
Знаешь, куда во сне придем умирать,
в какую страну, где нас забыли все,
в густой траве, на речной золотой косе.

«Муа устала, она говорит, муа устала…»

Муа устала, она говорит, муа устала.
Садится на пол, как маленькая.
Приношу апельсиновый сок.
Такие жаркие дни.
Вчера, когда солнце, совсем оранжевое,
над деревьями горизонта.
Огромное, оранжевое,
быстро опускалось.
Мир становится тише,
если мы становимся старше.
Мы хуже слышим,
он меньше нас замечает.

«Я пел Вертинского, мне было хорошо…»

Я пел Вертинского, мне было хорошо.
Мне было неожиданно понятно,
что находили в нем другие.
Я пел его матросов. Стало тихо
в моей обеспокоенной душе.
Так тихо, что услышал за стеной
себя, поющего, плетущего слова.
Что остается нам, когда уходим
в чернильную упругую мишень,
а за окном клубятся голоса
оставленных, но верных, но любимых.
Я пел Вертинского. Беззвучно. Наизусть.
Весна сегодня, теплая трава.
Но яблоневый цвет уже летит.

«Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде…»

Светлое небо ночью говорит о недавнем дожде.
А я любил тебя очень. Невежде положено жить в нужде.
Дождь закончился, ночь запустила луну в черные луговья.
А я любил тебя очень, хотя не годился тебе в мужья.
Светлое небо легче, чем осень, правильнее, чем весь,
чем весь наш прочий обман, вся наша манная глубина.
Мы все давно уже терпкая плесень, хотя мы все еще здесь.
Любимы, забыты, выжили из ума.
Ночью дороги черная полоса. Ночью положено звать, глядя в ее тепло.
Только водки ледяной костыль забиваешь глубже в горб свой берестяной.
Что же ты, мать? Я ведь и так хрупок уже, что твое стекло.
Если опять засну, ты присмотри за мной.

«Поэт в России больше не поэт…»

Поэт в России больше не поэт,
подай, страна, подай ему на милость,
пройдет еще совсем немного лет,
чтоб различить, которого лишились
мы смысла жизни. Говоря о детях,
теперь умеем больше не жалеть их.
Поэт в России больше никогда.
Летит в зенит расстрелянная птица.
Не ждут дожди, и мокрая вода
умоет опрокинутые лица,
склонившиеся над арбузом слов,
плевать их под себя, и будь здоров.
Поэт в России больше, чем звезда,
но меньше солнца, потому сверкает
и падает, и падает с моста
судьба его, нелепая такая,
смола последняя обугленной коры
нам освещает путь в тартарары.
Когда и не мечтали мы о чем
сейчас читаем новую газету,
звенела музыка, он падал, обречен,
и мы следили пар его тепла.
Не сетуй на пустые зеркала,
ты в них не отражаешься, раздетый,
и не открыть ни сердцем, ни ключом
ту комнату, что выжжена дотла.
Поэт в России. Здравствуй, дорогой.
Не узнаешь? Да я и сам не знаю,
пройду, как дождь, неслышною водой,
лови меня, страна моя лесная.
Скажи мне да, вся исходя на нет.
Поэт в России больше не поэт.

«Морская вода утешает, речная лечит…»

Морская вода утешает, речная лечит,
степная вода на ладонях лежит больная,
а утром все птицы уходят на небо, значит
на небо уходят птицы, и ветер тоже.
И если ты плачешь: Боже, прости смешного,
и если ты босиком по росе, по веткам,
по синему пастбищу, где молодые бродят,
по черной траве, где оранжевые фиалки.

С этой книгой читают
История о взаимоотношениях с окружающим миром талантливого мальчика, страстно увлеченного литературой. Ситуация, в которую он попал, оказала сильное влияние на его характер, всю дальнейшую жизнь и судьбу.
«Красота – страшная сила, и про это рассказ Найденова. Известно, как воздействовала красота скульптур усыпальницы Медичи, сработанных Микеланджело: посетители забывали час и день, в которые они сюда пришли, и откуда приехали, забывали время суток… Молодая пара осматривает Константинополь, в параллель читая странички из найденного дневника. Происходит и встреча с автором дневника. Он обрел новую красоту и обрел свое новое сумасшествие. На мой взгл
Детские, ностальгические истории, произошедшие с автором в далёком леспромхозном посёлке в семидесятых годах прошлого века.
«Свет Боннара» – условная величина, не поддающаяся анализу, расщеплению, постижению. Так называется сборник эссе и новелл Каринэ Арутюновой, объединенных «воспоминанием о невозможном», извечным стремлением к тому, что всегда за линией горизонта, брезжит и влечет за собой. Попытка определения в системе координат (время плюс пространство), постижение формулы движения и меры красоты в видимом, слышимом, воображаемом.Часть текста ранее была опубликов
Перед вами книга из серии «Классика в школе», в которой собраны все произведения, изучающиеся в начальной школе, средних и старших классах. Не тратьте время на поиски литературных произведений, ведь в этих книгах есть все, что необходимо прочесть по школьной программе: и для чтения в классе, и для внеклассных заданий. Избавьте своего ребенка от длительных поисков и невыполненных уроков.Поэма Дж.Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» изучается
Большинство людей считает, что время реально: меняются времена года, идут часы, человек стремится от колыбели к могиле. Большинство физиков, напротив, полагает, что время есть иллюзия – и, возможно, напрасно, как полагает известный канадский физик Ли Смолин. Автор книг “Жизнь космоса” (1997) и “Неприятности с физикой” (2006) напоминает, что все затруднения физиков и космологов (от Большого взрыва до “теории всего”) восходят к проблеме природы вре
Людям, живущим своими страхами, очень обидно смотреть на тех, кто от этих страхов свободен.Нас готовы принять – больными, глупыми, мёртвыми, но только не свободными.
Она, Арина Васильева, – несчастная жертва обстоятельств и людской подлости. Преданная любимым, осужденная за то, что не совершала, она потеряла интерес к жизни.Он, Эрик Метельский, – мажор, человек, приложивший деньги и власть, чтобы девушку полностью уничтожить.Их отношения – непримиримая вражда, построенная на ненависти.Но так ли это?