– Любезный, заказывать что-то еще будете? – из-за барной стойки лениво, чем-то чавкая и растягивая слова, крикнул мне мужичок с усиками, бывший в этом чудесном заведении одновременно и барменом, и официантом. – Еще чаю подать? Отсели бы от окна, сквозит там.
– Двойной давай, с чабрецом и малиновым вареньем, – я положил на стол раскрытую газету и обернулся к бармену. – И какой-нибудь крендель давай, с повидлом.
Я поежился. От окна и правда шел довольно плотный поток холодного воздуха, а кое-где прорывались и снежинки. Кружились, играя в солнечных лучах, и оседали на стол и газету, которую я очень старательно читал последний час.
Перевернув страницу, я достал нож и, стараясь не привлекать к себе внимание бармена, проделал новую неровную дырочку. Поднял газету, посмотрел в окно и, не удовлетворившись результатом, увеличил отверстие.
Одним глазом скакал по заголовкам и картинкам, а вторым внимательно смотрел на народ, толпящийся под вывеской: «Зубные врачи для бедных». Там я уже был – скрывался в очереди бедолаг и грелся возле бочек с горелым мусором. Недолго: слишком много не только нервных типов, но и реально нуждающихся тоже хотели тепла.
Я не выделялся: старый ватник, дырявые ватные стеганые штаны и шапка-ушанка с одним оторванным ухом, грецкий орех за щекой и грязная повязка, прикрывающая «опухоль». В очереди меня легко приняли за своего, и биться за место у костра, привлекая внимание охраны дракой, не хотелось.
Вариант отправить на слежку Белку отработал себя несколько часов назад. Пробраться внутрь и убедиться, что Дантиста нет на месте, она согласилась, а вот караулить внутри или снаружи – отказалась. Либо скучно, либо холодно.
Так что теперь я сидел в трактире через дорогу, дрянном и полупустом, так как местные завсегдатаи пока трудились где-то на городских производствах. С одной стороны, я наслаждался жизнью: почти тепло, вкусный крепкий чай, свежие булки с крендельками, и никто не пытается тебя убить. Это временно, конечно, но все равно хорошо.
С другой стороны, еще вчера я щеголял в новом модном прикиде: короткий тулупчик, очень похожий на куртку военного летчика из моего прошлого мира, напичканную всякими технологиями. Только если у нас это всякие там «гортексы», мембраны и утеплители, то здесь «начинка» была магической.
Невесомый, будто бомбер из гагачьего пуха, с аккуратным меховым воротником, но теплый настолько, что крещенские морозы кажутся слегка прохладными первомайскими ночами. К куртке прилагались плотные брюки-карго с карманами, в которых оказалось удобно хранить патроны для дробовика. Брюки также были утепленные и непромокаемые. И крепкие ботинки, которые мне чуть ли не подарили, учитывая, сколько я потратил. Когда дорвался, наконец, до лавки магических редкостей мадам Дюпонд.
Я спустил почти весь дополнительный бонус, который нам выплатил Исаев за изгнание химеры и помощь с сектантами. Потратил бы весь, да и основной гонорар в придачу, но Захар возник, как черт из табакерки, и перехватил банковский чек прямо перед моим носом.
А вот то, что Исаев выдал налом, я забрал себе. Повезло, что у Захара рука уже занята была. Поделили на всех, и моя часть в итоге осела в кассе у мадам Дюпонд. Но я ни разу не пожалел. Особенно когда на одной из полок увидел блокнот – точь-в-точь такой же, какой был у деда.
– А это что? – с максимально не заинтересованным видом поинтересовался я, хотя внутри поднималась волна жаркого интереса. Вот только меня уже дважды развели, заметив мой интерес, и поэтому теперь я осторожничал.
Поняв, что у меня есть деньги и я готов их тратить, в зал спустилась сама владелица. Мадам Дюпонд оказалась ни разу не француженкой, а вполне себе нашей, родной, в по-деревенски милой женщиной. Деревенский шарм маленькой бойкой мадам придавали большие формы или грамотно подобранный корсет. Не исключено, что он тоже был магическим. На вид мадам было около пятидесяти лет, и свой возраст она косметикой не скрывала. Кажется, ей доставляла удовольствие роль доброй тетушки, которая желает племяннику, то есть мне, только лучшего.
– О, мон шери, у молодого барина отменный вкус, – проворковала «тетушка», чередуя французские слова с русскими. – Это премилая занятная вещица. Записная тетрадь ручной работы мусье де Фуа. Во всей губернии только два экземпляра, ля уник, так сказать. Мне чудом удалось их получить. Вы слышали про мусье де Фуа?
– К сожалению, не довелось, но зато я слышал про фуа-гра, – ответил я уже начал уставать от милейшей «тетушки». – А в чем же уникальность?
– Фуа-гра? Ах, а вы шутник! – притворно засмеялась мадам Дюпонд. – Как же я вам завидую, молодой человек! Вся жизнь впереди, вас ждет столько интересного, столько знакомств. Этьен де Фуа – один из немногих иностранных мастеров, допущенных к императорскому двору. Будете в столице, заглядывайте к нему в мастерскую.
– Всенепременно, – кивнул я и, строя из себя гусара, попытался клацнуть пятками. – Но все же, что в нем особенного?
– Кожа высочайшего качества, французская бумага, магический замок крови… Ах, но это и так видно. А вот то, что не видно, – это заклинание поиска. Блокнот невозможно потерять! Владелец всегда знает, где он.
– А-а-а, ясно… – я не смог сдержать вздох разочарования. – Только владелец?
– Конечно, иначе в чем смысл? – не поняла мадам Дюпонд и задумалась, морща носик. – Возможно, мастер де Фуа больше сможет про это рассказать. Навестите его, я дам вам рекомендацию.
***
Я вынырнул из воспоминаний, когда в прорези газеты заметил движение и необычное оживление в очереди бедняков с больными зубами. Подъехала черная моторка, из которой вышли три незнакомых мне головореза и одна из самураек. Красотка была также спортивна и одета не по погоде, но под короткой курточкой теперь топорщилось нечто похожее на бронежилет. Она сразу же осмотрелась, должно быть, прощупывая ауры присутствующих. До меня ее «сканер» достать не мог, но я не поленился и создал защиту. Банши научила не просто скрывать себя, а обманом копировать кого-то рядом. Так что самурайка увидит двух похожих, совершенно непримечательных барменов.
