Памяти моего отца
У каждого свой путь ко Христу. И сколько путей, столько представлений о вере, Боге и Церкви.
Кому-то повезло. Он с детства помнит бабушкины руки в муке, пасхальный кулич и крашеные яйца, праздничное многолюдство в храме и трепетные свечи перед иконами. Эти добрые и простые образы, бережно сохраненные в сердце, встают у человека перед глазами, когда он молится, читает Евангелие или беседует о вере и жизни.
Но так повезло не всем. У тех, кого в храм привела не бабушка, а насущная необходимость познания Бога и себя, иные представления о вере, иные образы Церкви, приобретенные иным духовным опытом. Внимая молитвам и песнопениям литургии, каждый, пришедший ко Христу собственным, непростым, путем, видит «умными очами» что-то свое.
Мое пришествие к Богу началось весной 1995 года, когда, по совету мамы, я прочитал романы «В лесах» и «На горах» Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского). Уже не помню, почему именно эти книги были посоветованы мне.
Теперь я понимаю, Мельников – третьесортный писатель, а его романы – отнюдь не вершина русской литературы. Но тогда общее впечатление от них было огромно, хотя я многого и не понял. Меня восхитила величественная панорама природы, картины народной жизни, изумительная галерея русских типов, представших моему взору. Но более всего поразила загадочная, неизвестная старая вера, старообрядчество, древлее православие.
В то же время я открыл для себя творчество писателя Юрия Павловича Казакова и был очарован его рассказами и Русским Севером. И поныне его карта звучит для меня песней: Ладога, Онега, Пинега, Кокшеньга, Лопшеньга, Маленьга. Что-то необыкновенное, настоящее, кондовое слышится в этих загадочных финских и лопарских именах. И мне они приятнее и звучнее южной экзотики, всяких там полногласных Ниуэ и Вануату.
Романы Мельникова и рассказы Казакова соединились в воображении и нарисовали образы, которыми православие запечатлелось в моем сердце. Они сродни картинам Васнецова и Нестерова или рисункам Билибина: тихий светлый край – Святая Русь, пустынность, нетронутые безлюдные леса и «топи блат», темные ночи зимой, тишина над землей. Светозарным Русским Севером раскрылась мне вера Христова.
Смутно воображались непроходимые чащи, скиты, один суровее, потаеннее другого, деревни, моленные с древними, почерневшими иконами в тусклых серебряных окладах, мерцание жарко и желто горящих свечей, четкая кириллица старопечатных книг и тишина над лесами, изредка нарушаемая звоном одинокого колокола. Какие-то бородачи в кафтанах, древнейшие монахи, богомольные женщины в сарафанах и платках тихо проходили передо мной, запах росного ладана, прекрасное унисонное пение волновали душу.
Это шло откуда-то издалека, из давних времен. И я почувствовал, как на меня нахлынули воспоминания. Я что-то пытался вспомнить, но что? Неведомая старая вера манила, звала. И в этом неясном, смутном зове мне слышался тихий голос Спасителя: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко»[1].
И я пошел на голос, сам того не подозревая, повинуясь призыву Святого Духа и слову Библии: «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, но не знаешь, откуда приходит и куда уходит. Так бывает со всяким человеком, рожденным от Духа»[2].
Следуя призыву свыше, я стал искать истинную веру. Прежде я не только не интересовался христианством, но и отрицательно относился к нему. Не привлекала меня и русская история. Но после прочтения романов Мельникова все переменилось. Я заинтересовался верой Христовой, древлим православием. Стал выяснять, кто же эти гонимые староверы, что такое раскол.
Сначала мне не удалось подобно узнать об этом. В отцовской «Настольной книге атеиста» я прочел, что современное старообрядчество находится на грани вымирания: «Ряды его сторонников уменьшаются в последние десятилетия довольно быстрыми темпами. Причина тому – воздействие на верующих советской действительности. Откровенный консерватизм старообрядческой веры делает ее мало популярной даже среди верующих».
От подобного чтения у меня сложилось неверное мнение, что старообрядчество – вера нескольких тысяч стариков и старух, живущих в сибирской глуши, что Церковь слишком слаба, что у нее нет будущего.
Но меня не оставляло желание подробнее узнать о старой вере. Вполне я смог удовлетворить свой интерес в 1996 году, когда работал в библиотеке Московского историко-архивного института. Тогда я познакомился со множеством дореволюционных книг по старообрядчеству. И хотя они хулили древлее православие, меня они уверили в обратном – в его святости и спасительности.
Вскоре я смог узнать истину о современном состоянии Церкви, которое оказалось несоответствующим моим мрачным предположениям, побывал на Рогожском кладбище, стал захаживать в книжную лавку при Никольском храме у Тверской заставы.
С апреля 1997 года, с Лазаревой субботы, я начал посещать богослужения в Никольском храме. Так я пришел в Русскую Православную Старообрядческую Церковь – в Церковь, которая, по моему убеждению, наиболее твердо и неизменно хранит истинную веру. Наконец, 20 февраля 1998 года я принял крещение в Покровском храме города Ржева.
В том же году в десятом выпуске информационного сборника «Духовные ответы» появились мои первые публикации. Ответ на вопрос читателя: «Можно ли быть уверенными, что нынешняя служба в старообрядческих храмах полностью подобна молитве наших далеких предков по вере?» и рассказ о моем обращении в христианство «Своя тропинка к храму».
В 1998 году я писал: «Реформатор Никон и его последователи тяжко погрешили против Святой Церкви Христовой, ее предания, и против русского народа, подвергнув его совесть жесточайшему испытанию. Объявив древние обряды “ересью”, “упрямством” и прокляв их, новообрядцы отделили себя от заповеданного святыми отцами православия и от самой Церкви, а вероломно проклятым ими древним святым, равно как и современным христианам-старообрядцам, уготовили неувядаемую и бессмертную славу у Господа.
Нам, поистине православным христианам, необходимо знать и всегда помнить, что подобно тому, как дораскольная Русская Церковь была заповедником благочестия и святости христианских традиций Византийской Церкви, так и современная Старообрядческая Церковь является хранительницей и проповедницей духовных традиций Святой Руси».
Прошло двадцать пять лет, и я с непоколебимой уверенностью повторяю эти слова. «Исус Христос вчера и днесь Тот же и вовеки»
