– Баба Катя, ну, баб Катяяя, пожа-а-алустааа, хочу твой сказ про брошечку!
Семилетняя Тата перед сном выклянчивала у бабушки любимую историю. Бабы-Катины воспоминания нравились Тате гораздо больше сказок, придуманных какими-то незнакомыми писателями. Вот бабушка, она живая и добрая, чего с ней только не приключалось, и все по правде. В бабы-Катиной берестяной шкатулке хранилось много удивительных вещиц, а больше всего Тата любила круглую металлическую брошку с яркими разноцветными стекляшками. Девочка старалась подольше задержать в руках это сокровище, обожала разглядывать и гладить прозрачные камушки, только бабушка всегда быстро запирала шкатулку: «Посмотрела, и хватит, вещи старые… рассыплются, если каждый потрогает…» Но на этот раз бабушка приколола брошку к кармашку передника, а сама присела рядом и стала задумчиво накручивать на палец концы белого платочка. Баба Катя всегда и везде ходила в платках – так с детства привыкла, хотя давно жила с семьей сына в городе.
– Таточка, в последний раз расскажу, и не мучай меня больше, стыдно про то мне поминать, вот уж наказание. – Баба Катя наклонилась, поцеловала внучку, подоткнула одеяло под маленькие ножки. – А может, все же сказку расскажу?
– Не хочу сказку, хочу быль. Почему, ба, тебе стыдно про то вспоминать… ты такой смелой девочкой была, я вот не такая…
– И, слава богу, внученька. Вот, храню я эту брошку всю жизнь в назидание…
– В на-зи-да-ни-е? Назидание… какое-то задание?
– Ну да, урок, чтоб неповадно было такие вещи делать…
– Какие вещи? Я забыла, бабулечка Катюлечка… ты, что ли, сама эту брошечку сделала?
Бабушка с трудом поднялась со стула и, переставляя отекшие ноги, сделала три шаркающих шага, прикрывая дверь в коридор.
– Татушка-хитрюшка, разве не помнишь, я же много раз сказывала, что купила брошку в сельпо? Ох, ладно, слушай. – Баба Катя тяжело присела на краешек стула. – Жили мы когда-то с родителями в маленькой деревне под Рязанью, что возле большого села Малинищи…
– Красивое название. Малины много было, да, баб Кать?
Тата с готовностью повернулась на бочок и положила бабушкину ладонь себе под щечку. Она любила разглядывать и гладить желтоватую морщинистую руку. Синими ручейками разбегались вздутые венки по узловатым бабушкиным рукам. По длинным синим прожилкам водила Тата своим маленьким пальчиком, пока слушала очередную историю. Сегодня брошка оказалась в такой доступной близости, что девочка боялась пошевелиться. Одной рукой она держала бабушкину ладонь, а другой потихоньку оглаживала предмет рассказа. Брошка сверкала на переднике, покоящемся на бабушкиных коленях.
– Да, мой золотой, видимо-невидимо там малины росло, а в самом центре Малинищ было сельпо – большой сельский магазин, где покупали все что надо, от соли и спичек до сапог. И побрякушки там продавались. Любили мы с моей закадычной подружкой Галькой разглядывать кольца, разноцветные бусы да брошки: нам, детям войны, те незатейливые безделушки царскими сокровищами казались, так что мы с Галькой часто мотались на велосипедах в Малинищи любоваться на красоту, которую изредка на прилавок выбрасывали…
– Зачем выбрасывали, бабулечка?
– Не в том смысле, что на помойку, а выкладывали на прилавок товары, которые тут же народом сметались…
– Сметались веником или тряпкой?
– Господи, каким еще веником! Сметались, то есть раскупались очень быстро, дефицит же был, понимаешь?
– Неа. Что такое дефицит?
– Ну, где тебе понять, Таточка, в твои семь годков, когда на дворе двадцать первый век, магазины завалены, покупай все, что душеньке угодно. А на моем веку людям, к примеру, не хватало предметов первой необходимости: вот нужны удобные резиновые сапоги, а их нет. Все ждали, когда их завезут да выбросят на прилавок, ведь без сапог никуда…
– Выбросят, то есть положат на прилавок, чтобы купили? – деловито уточнила Тата.
– Умница. Вот, значит, выложат сапоги, и летит слух по окрестностям, все мигом прибегают да раскупают, а кто не успел, тот опоздал. Снова ждет.
– А брошка твоя, баб Кать, дефицитом была?
– Да не особо. После войны люди никак не могли наесться да одеться нормально, откуда ж лишних денег взять на побрякушки? А нам, девчонкам, знамо дело, хотелось себя украсить, не все же венки из ромашек да васильков плести да гнуть из проволоки кольца и браслеты, тут вон фабричная работа, глаз не отвести, даже тебе, городской, балованной, нравится…
– Да, бабулечка Катюлечка, мне брошка твоя очень-очень нравится: она так красиво сверкает… – Тата во все глаза смотрела на брошку.
Баба Катя, кашлянув, отцепила брошку от передника и переложила на одеяло поближе к внучке:
– Столько лет прошло, а сверкает. Вишь, какую качественную бижутерию мастерили…
– А что такое бижутерия?
– Ну, когда вместо драгоценностей стекляшки, а вместо золота и серебра простой металл.
За дверью послышались шаги.
– Екатерина Тимофеевна, вы в курсе, сколько сейчас времени?! – Дверь приоткрылась, раздосадованное лицо невестки просунулось в комнату. – Девочке завтра рано вставать. Это вы можете весь день в кресле продремать, у нас ни у кого такой возможности нет.
– Иринушка, не сердись, мы с Таточкой чуть поворкуем, и все…
– Маааамааа, пожа-а-алуйстаааа, я завтра быстро встану и в школу не опоздаю, не мешай нам сейчас с бабой Катей.
– Я всегда почему-то вам с бабой Катей мешаю. – Мама поджала губы и, чуть помедлив, распахнула дверь, вошла. Шелковая красная пижама, ярко-синие домашние туфли на широких каблуках, коротко стриженная челка торчала, как перья у нахохлившейся птицы, и блестела как лакированная. – Даю вам десять минут, ни минутой больше, иначе прекращу эти ваши вечные посиделки…
