– Лина, миленькая, пожалуйста, не отдавай меня никому! – надрывный детский крик разнёсся эхом по большому дому, заставив сердце болезненно сжаться от отчаяния. – Я всегда-всегда буду тебя слушаться, обещаю, только не позволяй им меня забрать.
Крупные слёзы катились по бледным щёчкам моей воспитанницы, капая на пушистый ковёр, но она их, похоже, не замечала. Непослушные кудряшки выбились из-под вязаной шапки, съехавшей набекрень, закрывая девчушке обзор, а на новом пальто не хватало пуговицы, вот только дородную тётеньку из органов опеки это совершенно не волновало. С недовольным видом женщина тащила девочку к двери, за которой завывал пронизывающий ветер, закручивая хлопья снега в причудливые вихри, и даже не подумала поправить той одежду.
Когда до выхода оставалось всего несколько метров, малышка вцепилась в деревянную ажурную перегородку, увитую плющом, разделявшую гостиную на зоны, да так, что побелели костяшки пальцев. Она всеми силами пыталась удержаться на месте, отчего ярость исказила одутловатое лицо дамы с ярко-красной помадой на губах, и, ухватив Аришку за воротник, та с силой встряхнула девчушку, да так, что на светлом драповом пальтишке оторвалась ещё одна пуговица, отлетев куда-то в сторону. Вот и выяснилась причина отсутствия другой.
Подобного обращения с ребёнком я уже выдержать не могла. Какую бы должность ни занимала женщина, это не давало ей права обращаться с девочкой, как с нашкодившим котёнком.
Желая защитить и успокоить малышку, чтобы не видеть страданий на её милом личике, я рванула в их сторону, но стражи порядка, прибывшие вместе с представителями опеки, тут же встали на моём пути.
– Не совершайте глупостей, Ветрова, – посоветовал один из них − молодой сержант, окидывая меня равнодушным взглядом. – Кто она вам? Никто! Просто чужой ребёнок. Так и не рыпайтесь, иначе можете влипнуть в такие неприятности, из которых не так-то просто будет выбраться.
Чужой ребёнок… Выражение больно царапнуло по натянутым нервам, поскольку Аришку я давно уже не считала чужой, ведь знала её долгих два года и привязалась к светловолосой малышке всей душой.
– Вы мне угрожаете? – уточнила я, едва сдерживаясь, чтобы не высказать этому нахалу всё, что о нём думаю.
– Ну что вы, как можно, – усмехнулся тот, и от цинизма, промелькнувшего в его взгляде, стало не по себе, – всего лишь предупреждаю.
– Хорошо, если так, а то мне на секунду показалось… – выдохнула я, стараясь не показывать ту бурю эмоций, что бушевала сейчас внутри.
– Вам показалось, уважаемая, – встав между нами, промолвил умудрённый сединами страж порядка, придержав за локоть не на шутку разошедшегося напарника, по лицу которого прошла странная судорога, на миг исказив правильные черты.
– Ну-ну, тише, успокойтесь, – вклинился в разговор адвокат и поверенный хозяина дома − Сергей Валерьевич Шторн, с которым тот дружил уже долгие годы, – давайте обойдёмся без скандалов. Мы же не звери, в конце концов.
Заслышав последнюю фразу, молодой полицейский скривил губы в улыбке, больше похожей на оскал, отчего ледяная волна страха пробежала по позвоночнику от макушки до пяток. Глядя на него в тот момент, я бы не стала утверждать так категорично, поскольку в мужчине и правда чувствовалось нечто звериное.
Тряхнув головой, отгоняя странные мысли, я, воспользовавшись тем, что стражи порядка отвлеклись, кинулась к малышке, не став дослушивать пламенную речь адвоката, заливавшегося соловьём о пользе контроля над эмоциями. Уж не знаю, что отразилось на моём лице, когда я подбежала к Арише, но дородная тётенька тут же отпустила ребёнка и торопливо отступила на шаг.
Не обращая ни на кого внимания, я опустилась перед малышкой на колени и крепко прижала к себе, ощущая, как дрожит её тельце.
– Не плачь, вернётся твой папа и обязательно во всём разберётся, – зашептала я, осторожно поглаживая её по спине, отчего девочка стала постепенно успокаиваться. – Всё будет хорошо, надо только подождать.
Обнимая её, я чувствовала зарождавшееся в душе беспокойство. Отпускать ребёнка не хотелось совершенно, но эти люди, час назад появившиеся на пороге дома вместе с поверенным, показали мне документ, в котором говорилось, что Арина Вяземская должна отправиться в приют, где обязана находиться до дальнейшего распоряжения.
С чем подобное решение было связано, объяснять мне никто не стал, заявив, что это не моего ума дело, поскольку родственницей я не являюсь. А то, что работаю няней… Так это ничего не значит.
Что я могла сделать в подобной ситуации? С представителем опеки, и уж тем более с полицейскими, сильно не поспоришь, да и прискорбный вид заявившегося с ними адвоката уверенности не прибавлял. Но, если честно, я до последнего надеялась, что произошла какая-то ошибка, и Павел Андреевич, Аришкин отец, вернувшись из очередной командировки, обязательно во всём разберётся, с его-то связями и деньгами.
Время шло, и девочка, несмотря ни на что, всё же успокоилась. Отстранившись, она доверчиво заглянула мне в глаза и, сделав глубокий вдох, повернулась к тётеньке из опеки, которая, недовольно поджав губы, распахнула перед ней дверь. Наскоро поправив на девочке шапку и перевязав шарф, чтобы не распахивалось пальто на ветру, я ободряюще улыбнулась, чмокнув её на прощание в разрумянившуюся щёчку. Через несколько минут за незваными гостями, сопровождавшими Аришу, уже закрылась калитка.
Задумавшись, я не заметила, как подошёл Сергей Валерьевич, в отличие от остальных задержавшийся в доме.
– Он не вернётся, – дождавшись, пока другие выйдут за ворота, промолвил мужчина.
– Что? – переспросила я, холодея от ужаса.
– Павел Андреевич Вяземский уже никогда не вернётся, так что советую поскорее собирать вещички и убираться отсюда, пока его родственники не заявили права на этот дом, и не предъявили тебе какие-нибудь липовые обвинения, – выглянув в окно и посмотрев на распахнувшуюся от ледяного ветра калитку, торопливо зашептал тот. – Жалко мне тебя, деточка. Ты даже не представляешь, какая опасность нависла над твоей головой! Послушай старика и улепётывай отсюда без оглядки как можно дальше, сегодня же, сейчас, иначе…
Резкий порыв ветра внезапно ворвался в дом, обдав морозной стужей и осыпав колючим снегом, отчего Сергей Валерьевич побледнел так, что стал одного цвета с кружащими вокруг нас снежинками.
В ужасе отшатнувшись, он кинулся во двор, не сказав больше ни слова, оставив меня в гордом одиночестве удивлённо хлопать глазами. Стоило адвокату покинуть дом, как ветер тут же стих, словно и не бывало, лишь тающий снег на ковре напоминал о случившемся. Странно… Взрослый мужчина испугался обычного порыва ветра? Или не такого уж и обычного?
