ГЛАВА 86. Удар в спину
Слуги со светильниками, стражи с копьями и мечами, крики, мечущийся, испуганный свет факелов…
Она никого не пыталась спросить о том, что произошло. Несмотря на своё состояние, Служительница понимала, что окружающие и сами ничего не знают.
Она обгоняла тех, кто пытался расспрашивать друг друга, как и следовало ожидать, — безуспешно.
Её узнавали, давали ей дорогу в толчее, которая всё усиливалась по мере приближения к тому месту. Крики, доносившиеся оттуда, уже утратили свою пронзительность, но там всё ещё что-то происходило.
Наконец она оказалась рядом.
Плотное кольцо стражей — их было так много, что Жрица на миг удивилась: она не думала, что их столько наберётся во всём королевском поместье. От света факелов было, кажется, светлее, чем днём.
Доносились яростные, полные отчаяния и боли крики мужчины-жиззеа; глухой рокочущий голос чужака, как показалось Жрице, пытался если не успокоить, то по крайней мере, как-то образумить его; остальные голоса звучали тише, и в большинстве из них слышалась растерянность.
Жрица расталкивала шемма, нимало не беспокоясь о том, соответствует ли подобное поведение её сану. Белые одежды служили пропуском. И вот она пробилась в первый ряд широкого кольца; шемма, оказавшиеся по бокам, отступили, ещё больше тесня друг друга.
Её взгляд метался, он, как и разум, не в силах был охватить картину в целом, но надолго задержался в центре этого круга. В центре лежала… Не может быть!
И всё-таки это была она — принцесса Ззия: в порванном платье, светлая ткань которого отяжелела от зеленовато-жёлтой крови; одно крыло было неловко вывернуто и порвано почти сверху донизу; глаза закрыты; и только бриллианты на груди принцессы казались живыми, сверкая многоцветным огнём в свете факелов.
Один из чужаков или, возможно, одна — держала голову принцессы, стоя рядом с ней на коленях.
Мертва. Она мертва. Жрица видела рваную рану и хорошо знала, что она смертельна.
Когда она осознала тот факт, что младшая принцесса Ззия, Одна из Трёх, Сидящих на Цветочном Троне, убита, то всё, происходящее вокруг, сложилось в одну осмысленную картину.
Мужчина-жиззеа, с яростью отчаяния бросающийся на чужака, — Зиф.
Он не просто убит горем, он убеждён, что чужаки убили принцессу. Вновь и вновь Зиф пытается добраться до женщины, склонившейся над принцессой, чтобы отогнать её, но мужчина-чужак не пускает его, действуя решительно и умело, он удерживает Зифа на месте, но в то же время не причиняет ему вреда, хотя это, надо сказать, довольно утомительно, учитывая, что у Зифа четыре руки, а горе удвоило его силу и ловкость.
Жрица подумала, что на месте этого чужака она бы оглушила Зифа — он явно мог бы это сделать, но не хотел. Остальные пришельцы замерли вокруг, неподвижные, но их решимость была настолько явной, что стражи лишь выставили вперёд копья, не осмеливаясь предпринять что-либо ещё, да и не зная, по-видимому, что следует делать.
Всего пришельцев было девять, все они были похожи, кроме двоих, покрытых шерстью.
Один из них — тот, что с рыжим мехом — стоял в оцеплении вместе с остальными, его зелёные глаза пылали, губы слегка приоткрывались, показывая белые клыки, лапы били опущены, как и у его гладкокожих товарищей, но в них поблёскивали длинные кривые когти; рядом с ним — женщина, одна из тех, что танцевали в воде.
В каком восторге была принцесса от их танца… Жрица хорошо видела эту девушку, её тёмно-синие глаза казались двумя сапфирами, и взгляд их был так же твёрд, а каждый мускул напряжён.
В центре круга один из пришельцев вёл выматывающую борьбу с несчастным Зифом, и схватка их была похожа на странный танец; рядом лежала принцесса, над ней склонилась чужачка и замер тот, что покрыт серым мехом с полосками, как и у рыжего, но этот ходит на четырёх ногах и не носит одежды.
Его тёмные глаза говорили о той же решимости, что и у остальных, время от времени из его рта вырывались глухие ворчащие звуки и показывались острые зубы. Зубы…
Жрица перевела взгляд на рану принцессы — такие зубы могли бы… Должно быть, это он.
Один из пришельцев, тот, что с короткой белой шерстью на голове, — что-то бормотал в крохотный передатчик, прикреплённый к вороту его одежды; та, что замерла рядом с принцессой, подняла на него взгляд и покачала головой, резко взмахнув рукой.
Жрица вспомнила о двоих огромных пришельцах, похожих на чудовищ из ночного кошмара, но несмотря на это казавшихся такими безобидными, даже по-своему милыми. Их нигде не было видно.
Да, вот тебе и милые пришельцы, которые так замечательно танцуют и поют, с таким интересом суют свои усики в каждую щель и так хотят всем добра!
Но чего они добиваются? Зачем стоят здесь, зачем одна из них всё смотрит в мёртвое лицо принцессы, словно не понимает, что произошло? Почему они не пускают к ней Зифа? Может быть, боятся, что в Ззие ещё осталась капля жизни и она сможет что-нибудь сказать перед смертью?
Они могли бы уйти, воспользовавшись суматохой. Шемма не посмели бы вступить с ними в бой, а на своём корабле чужаки в безопасности, все шемма и жиззеа на свете не смогут заставить их выйти, если они не захотят. Так зачем же они стоят тут? И что должна делать она — Жрица? И что она может сделать?
Прошло не более минуты с того момента, когда взгляду Служительницы предстала страшная и одновременно странная картина. Ряды стражей закачались, пришли в движение, в них образовался проход, по которому в круг вступила королева Азафа.
Вероятно, она тоже не спала ночью, так как была тщательно одета, а времени на одевание у неё явно не было. Возможно, она тоже бежала, возможно, до неё уже успело донестись страшное известие, — грудь королевы так тяжело, так резко поднималась и опускалась, что Жрица приготовилась поддержать Азафу, если та упадёт.
— Ззия! — выдохнула королева. — Только не Ззия!.. Как… как это возможно?! Она была лучшей из нас. Она всем желала только добра…
— Королева! — Зиф бросился к Азафе, прекратив наконец свою выматывающую и бессмысленную борьбу с Рэем. — Они убили её! Они! Я видел!..
— Ты видел это собственными глазами, высокородный Зиф?
Если бы это произошло в другое время, то вызвало бы переполох при дворе. Королева назвала Зифа высокородным, словно… словно он был мужем принцессы!
Сейчас было не до этого, но Жрица всё же обратила внимание на слова королевы, продиктованные состраданием к горю, которое и у Азафы, и у Зифа было общим.
Всего одним словом королева как бы принимала его в семью.
Надо сказать, сама Жрица поймала себя на том, что поражена глубиной чувств и искренностью горя этого мужчины. Никогда прежде она не думала, что они способны на это.
