Глава I
Со Златой Анатольевной мы подружились сразу, хотя она годилась мне в матери. То была смуглолицая женщина с горящими угольками – глазами, иссиня-черными волосами, собранными на затылке в тугой узел. Седая прядь предательски выдавала её уже немолодой возраст. Она, старшая медсестра, оказалась первым человеком, встретившим меня на новой работе.
– Дочка, – обратилась она ко мне. – Подберём халат, шапочку и пойдем в кабинет. С вами будет работать опытная ассистентка. Если появятся
вопросы, обращайтесь.
Её оптимизм, любовь к жизни восхищали. Благодаря именно ей, в поликлинике царили мир, спокойствие и невероятно дружелюбная обстановка.
На работу я шла, как на праздник. Дня не припомню, чтобы Злата Анатольевна не заглянула в кабинет и не поинтересовалась настроением и самочувствием. Мой непосредственный начальник со свитой заместителей, вечно занятые административными делами, практически недоступные, а вот решить любой производственный вопрос без проволочек – это в силах Златы Анатольевны. Она охотно всем помогала. Ей можно было позвонить ночью по поводу совета, заболевших детей, кошек – собак, и она бежала: сделать укол, поставить капельницу – неважно, человеку ли, животному ли.
Злата Анатольевна производила впечатление счастливого человека. На праздничных вечерах исполняла задушевные романсы, эмоционально читала стихи, произносила тосты, по – залихватски плясала.
Одевалась соответственно возрасту – юбки, с гаком прикрывающие колени, обувь на невысоком устойчивом каблуке или танкетке, блузки и кофты с глухим воротом. Украшения: подвески и бусы, походившие на звенящие бубенцы, да шали с яркими розами свидетельствовали о принадлежности этой чудесной женщины к народу рома. А какой прекрасный мужчина сопровождал её по жизни – статный подполковник, безумно в нее влюбленный!
Как- то мы вояжировали по соседней Румынии. Где бы Злата Анатольевна ни появлялась – будь то гостиница, ресторан, метро, ей везде оказывались почести, будто на её голове сияла царская корона. У перекрестка непременно перед ней, стоящей в ожидании зеленого света, притормаживала машина, и водитель галантно уступал дорогу. В магазинах вообще происходило что-то невообразимое: завидев её, продавцы мигом оставляли покупателей и с поклоном бежали к Злате Анатольевне. Последняя имела нестандартную ступню, по этой причине ей не так легко подбиралась обувь. Но все старались. Причём, в конце ещё объявляли о немаленькой скидке.
***
Однажды Злата Анатольевна заходит в мой кабинет. Лицо – белее стены, руки дрожат. Самый раз оказывать помощь! Время обеденное. Пациентов за дверью тьма.
– Воды? Что случилось? – взволнованно спрашиваю. Подбегаю к ней, хватаю за руку. Пульс, наверное, под 200. Измеряю давление. Низкое. Укладываю на кушетку. Быстро поднимаю руки, ноги. Медсестра дает лекарства, стабилизирующие артериальное давление.
Трудно поверить, что эту женщину может свалить какой-то недуг. За пять лет совместной работы ни разу не видела ее занемогшей. Когда пришла в себя, прошептала: "Я встретила первую любовь".
И как бы в дополнение к сказанному: "Вы ничего обо мне не знаете…"
С каких-то пор я уже чувствовала себя переполненной разными жизненными историями. Кому, как не врачу, люди поверяют сердечные тайны. Видимо, и у Златы Анатольевн возникла острая необходимость с кем-то поделиться. А выбор пал на меня. Мы так с ней за эти годы сблизились, что каждое последующее слово её горького повествования отзывалось в моем сердце щемящей болью. Это она – весёлая и заводная, оказалось, перенесла тяжкие страдания.
Глава II
"За неделю до войны мой будущий отец, а тогда девятнадцатилетний парень, оказался на ярмарке в украинском селе. С дедушкой, хозяином мельницы, крестьяне за помол рассчитывались нередко зерном. Приходилось время от времени накопившееся добро сбывать. Рядом с моими родными старый цыган торговал молотками, лопатами, подковами.
Изготовление железо-скобяных изделий – древнейший промысел умельцев-кузнецов – потомков выходцев из Индии – наряду с гаданием, игрой на музыкальных инструментах, пением, танцами, попрошайничеством. Старику помогала четырнадцатилетняя девчушка. Моему будущему папе она приглянулась. И, когда базар закончился, он предложил цыгану сделку – отдать девчонку взамен лошади.
– Как же она без меня? – сокрушался тот. – Круглая сирота. Лет шесть назад уехали её родители на заработки. С тех пор ни слуху, ни духу. Сгинули. Понимаю, внучке надо вить гнездо, но, думал, с кем-то из наших. Да я рядышком буду. А ты с другой стороны.
– Только обживёмся, заберём тебя к себе. Помехой не будешь. Смотри, какого жеребца отдаю. Не то, что твоя старая кляча!
Убеленный сединой гитан подошёл к молодому скакуну, погладил гриву. Заблестели давным давно потухшие стариковские глаза.
– Когда я в пострелах ходил, не одного такого угонял. Известным конокрадом слыл. Эх, молодость! Бери мою Раду. Обидишь, головы не снести. Наш брат повсюду есть, донесут. Меня все знают.
***
Привозит мой будущий папа девушку в отчий дом. А мельник с женой на порог гостью не пускают.
– Отправляй назад. Ишь, чего выдумал!
– Родненькие вы мои, помощницей вам будет! И трудолюбива, и быстра!
– Ещё не хватало нам таких! Да за тебя любая девка с радостью пойдет. Ты первый хлопец на селе! Не кто-нибудь, а сын мельника!
– Опомнитесь! Я жениться хочу! Еле уломал. Пусть живёт с нами! Всем хватит места!
– Недоросль, ты сам здесь без прав. Угомонись. А ты, краля заморская, пошла вон, – раскричалась мать парня.
– А где мой гнедой? – спохватился мукомол, бросив хозяйский взгляд на подводу с одинокой лошадью вместо породистого скакуна.
– Выменял на девушку.
– Дурак! Ой, дурак! Племенного коня отдать за… Ты мне больше не сын! Проваливайте отсюда! Оба! Прямиком в шалаш! Там вам место!
Рада, выросшая в таборе, где все друг к другу относились с любовью и уважением, не ведавшая ни унижения, ни оскорбления, стояла ошарашенная разыгравшейся склокой. В своём клане она считалась красавицей. Многие ребята заглядывались на неё. Но ждала девушка единственного суженого.
***
Отвергнутые вышли на улицу. Середина июня. Опьяняющие запахи молодой травы и полевых цветов сбивали с ног. Вечерело. Девушка не волновалась, полагаясь во всем на парня. Мужчины её рода смелые, отважные, дерзкие. А этот юноша хоть и представлял другой этнос, видимо, тоже неробкого десятка.
