Клампенборг, 1927 год
Неуверенный стук в дверь и последовавшая за ним вторая попытка не заставили хозяев откликнуться. Господин Мадсен глубоко вздохнул, зажег сигарету во рту, развернулся, раскрыл зонт и собрался уходить, преисполненный чувства разочарования от невыполненного поручения требовательного редактора. Молодого человека взяли в редакцию месяц назад на полставки, босс выказывал недовольство тем, что Мадсен, не обладавший достаточным опытом в профессии и более или менее значимым портфолио, был пристроен в солидное издание своим дядей – префектом города. Что ж, на этот раз снова не избежать недовольных взглядов и вздохов. Едва Мадсен успел затянуться, как позади него послышался щелчок, дверь слегка приоткрылась. Обернувшись, мужчина улыбнулся.
– Чем могу помочь? – поинтересовалась юная горничная.
– Мне нужно увидеться с вашей хозяйкой, Froken Dagmar1.
– Ее Величеству нездоровится сегодня, она никого не принимает. Будет лучше, если вы заглянете завтра или даже послезавтра. Учтите: нет гарантии, что она примет вас, она не слишком радуется незнакомцам, – бесцветно произнесла служанка.
– С кем это ты там говоришь, Маргарете? – послышалось за спиной девушки. – Кто удумал меня навестить? – любопытство женщины заставило ее податься вперед.
Это была она. Репортер узнал ее, хотя видел лицо на фотографии лишь однажды, и то мельком.
– Кто вы? – спросила дама и, оглядев посетителя, добавила: – Не припоминаю, чтобы мы были знакомы, я бы запомнила такое лицо.
– Мое имя Петер Мадсен, я корреспондент газеты «Политикен Денмарк». Наше издание хочет написать большую статью о вас. Разумеется, если вы дадите согласие, на что я очень рассчитываю.
Женщина замялась, она дала себе некоторое время на раздумья. В глазах Мадсена теплилась надежда, он глядел на собеседницу умоляющими глазами. Дагмаре приходилось по сердцу, когда на нее зрели таким образом, от того-то она и не стала отказываться сразу, а принялась расспрашивать гостя:
– Почему вы хотите написать обо мне, господин? – подозрительно уточнила она, продолжая разглядывать посетителя. Такая у нее была привычка – при знакомстве тянуть время, постигать человека как можно глубже, по деталям. Она мастерски умела в кратчайшие сроки составить о ком угодно представление на основании всего лишь его мимики, жестов и одежды.
Газетчик замешкался.
– Эм, мы в редакции считаем, что ваша история заслуживает внимания, нашим читателям будет интересно узнать подробности биографии женщины такого высокого статуса, которая, к тому же, наша землячка.
Она кротко улыбнулась. Хозяйка дома успела оценить скрупулезную опрятность внешнего вида незнакомца, который начинал удовлетворять ее интерес, такие люди внушали ей доверие.
– Я полагала, обо мне давно забыли. Что ж, мне нечего скрывать, я готова поговорить с вами. Проходите в парадную, – ответила дама.
Мадсена удивило то, с какой легкостью хозяйка согласилась на предложение. Ему казалось, что добиться интервью у высокопоставленной леди куда более проблематично. Он помнил слова редактора, который нелестно отзывался о женщине, уверял, что старуха – затворница со скверным характером. Мужчину поразила легкость ее натуры и миловидная, полная спокойствия физиономия, хотя держалась она весьма строго. Мадсена не покидало ощущение, что он на аудиенции у королевы. Дагмара была одета во все черное, только маленькое кружевное жабо было теплого белого цвета. Худая, низкого роста, но беспрекословно величественная и элегантная даже в свои годы. Седые волосы были плотно собраны высоко на темени, ни один волос не выбивался из ее аккуратной прически. Лицо умиротворенное, морщинистое, некогда большие глаза наполовину прикрыты нависшими веками. В ушах серьги с огромными бриллиантами в форме незамысловатого цветка, на шее длинная нитка мелкого жемчуга, на обеих руках массивные браслеты с драгоценными камнями. Но аристократичности ее облику придавали в первую очередь осанка, стать и манера держаться. Даже в самой простой одежде и без украшений в ней можно было бы разглядеть породистость.
В просторной комнате, куда она проводила журналиста, было уютно: сдержанный дизайн, ничего лишнего, вся немногочисленная мебель выполнена из благородного каштана. В кресле, рядом с книжным шкафом, сидел тучный мужчина в традиционной одежде с длинной рыжей бородой. При виде гостя он привстал и учтиво представился, наклонив голову: «Камер-казак Собственного конвоя Ее Императорского Величества, Тимофей Ящик». Потом спокойно опустился на место и продолжил смирно сидеть в ожидании указаний своей госпожи.
– Хотите чаю? – обратилась к визитеру дама и, не дожидаясь ответа, отдала лакею приказ разлить всем чай.
– Не откажусь, спасибо.
– Вам понравится, это не совсем чай в классическом понимании. Оцените вкус.
Дама сама протянула гостю изящную фарфоровую чашку янтарного цвета. Аромат луговых трав, ударивший по носу, показался ему приятным.
– Это копорский напиток, – пояснила женщина, тоже сделав глоток. – В России его называют Иван-чай.
– Необычный вкус, как и название.
– Супруг очень любил эту траву и сам же ее собирал на лугу, мы всегда употребляли ее на ужин всей семьей. Она успокаивает нервы.
После того, как чашки были осушены, дама направилась в гостиную, позвав гостя за собой.
– Прежде чем мы начнем, взгляните на вон те великолепные акварели, что висят в холле, – попросила она, следуя к стене, плотно обвешанной картинами. – Оленька восхитительно пишет. Ох, вы верно не знаете Ольгу?
Глаза Мадсена взволнованно забегали, он пытался вспомнить, о ком идет речь. Просматривая накануне в энциклопедии краткий очерк о судьбе хозяйки виллы, он сталкивался с этим именем, но все русские имена казались ему изощренно сложными и в голове его не отложились.
– Не тушуйтесь, – ласкового произнесла она. – Ольга – моя младшая дочь. Она весьма неплохая художница, даже выставлялась в национальной галерее. Скажите, господин, по душе ли вам ее творчество?
– Я, несомненно, восхищаюсь художественным искусством, но ничего в нем не смыслю, – честно признался мужчина, побоявшись, что если соврет, то его смогут легко разоблачить, едва разговор зайдет об изобразительном искусстве. – Картины и правда исключительно прекрасны, но, увы, их глубинного смысла я постичь не способен.
– В таком случае, не будем тратить время на живопись. Идемте.
Собеседники уселись на диван, Мадсен приготовил карандаш и блокнот, а хозяйка накинула на плечи шаль и удобно расположилась, готовая отвечать на вопросы корреспондента.
В гостиную со второго этажа спустилась, прихрамывая, женщина лет сорока пяти. Одета она была намного проще владелицы дома, так что могла бы запросто сойти за камеристку, но из-за внушительного внешнего сходства с пожилой хозяйкой гость сообразил, что дамы состоят в близком родстве.