Деревья. Вокруг только уродливые деревья. Стволы покрыты морщинистой корой.
Я один вижу это? Ничего живого, кроме жалкой растительности. Где же звери? Не знаю. И тот парень не знает. И девушка. И остальные.
Он мысленно всколыхнулся, но лицо сохранило холодное безразличие.
Почему мы здесь?
Мозг настороженно бередил последние воспоминания. И раз за разом возвращался к тому, как открываются глаза в кузове. Раньше – ничего.
Может, потом вспомнится, по ходу. Я еще не проснулся нормально. Для чего-то же меня везут в грузовике. И куда-то везут.
Он поморщился и огляделся по сторонам.
Да наплевать. Одна глушь.
Грузовичок вразвалочку катился по ухабам и едва не разваливался. Все молчали. Три парня и три девушки. Еще двое водителей.
Тянущуюся излучину леса накрывал молочный туман, едва пропускающий дневной свет.
Деревья оттого и уродливые, видимо. Да и все тут какое-то уродливое.
Воздух странный: вдыхаешь, но почему-то не можешь надышаться, как при малом количестве кислорода. Вдыхаешь и вдыхаешь, а ощущение удушья не пропадает.
Ранние сумерки. Светило стояло невысоко и собиралось вскоре опускаться за горизонт. Возможно, еще до прибытия людей.
Прибытия куда?
Подкрадывающийся конец дня убаюкивал, и некоторые пассажиры невольно зевнули.
– Скоро прибудем, – крикнули из кабины.
Ответа не последовало.
Так, что было вчера? И было ли вчера?
Однообразно мелькающие деревья, чуть ли не одной высоты. Как братья.
В животе что-то заурчало, и в безмолвной тишине это урчание разнеслось по всему кузову. Пассажиры промолчали.
Как прибудем, надо бы поесть. Только не эти чертовы деревья, не деревья.
Люди сидели, потупив взоры. Каждый, очевидно, пытался разобраться с прошлым. Их головы покачивались в такт машине.
Грузовик замедлил ход и начал плавно поворачивать. Сидевшие в открытом кузове оживились, разминая затекшие конечности, но не проронили ни слова, сохраняя те же угрюмо-озадаченные выражения. На языках крутились одинаковые вопросы.
Вдалеке возник дом, каменно-серый, с выцветшей кирпичной крышей. Несколько сотен метров отделяли его и грузовичок, и удивительно, что он был виден в такой туман.
Должно быть, громадная махина.
Тарахтящая машина подъезжала, снижая ход.
Два этажа. Дом вытянуто-прямоугольный, унылый и неприглядный, похожий на наспех поставленный сарай. Венчался он покатой острой крышей, на краю торчала железяка. Может, раньше там даже крутился флюгер. На втором этаже – непропорционально большое для стены окно, точно око мертвого здания. Посеревшая и высохшая с годами рама вгрызалась в серый камень из последних сил.
Грузовичок развернулся и остановился у ветхого крылечка, напоследок шумно рявкнув выхлопной трубой.
– На выход.
Двое водителей неспешно вылезли из кабины и с разных сторон обошли кузов. опустив бортик, они отошли в стороны, выпуская пассажиров.
– Ваш дом, – гулко объявил один из них, а другой уже поднялся на крыльцо, проскрипев каждой ступенькой.
Затем – тишина. Какая-то обитель безмолвия.
Он огляделся на месте и не услышал даже звериного крика.
В таком беззвучии сотворялся наш мир. Черт, куда меня несет? Какая мертвечина. Жутковато, когда вокруг нет звуков. Прямо как в глубокой пропасти.
Поднявшийся по ступенькам провожатый дернул облезшую ручку и распахнул деревянную дверь; всем прибывшим показалось, что наружу вырвалось измученное облако пыли.
Это просто дверь. Не переживай. Это просто дверь.
Он опять оглянулся в смутной надежде. Быть может, увидеть маломальские отголоски жизни.
Прибывшие толпились на улице, озираясь и невольно прижимаясь друг к другу. Они будто искали какого-то спасителя или верили, что вот сейчас проснутся в своих кроватях, облегченно выдохнув после необъяснимого кошмара. Но пока на них глядели грозные взоры провожатых.
– Заходите в дом.
Парень шагнул. За ним девушка. Еще одна. Еще один.
– В дом, – приказал оставшийся у кузова.
Двое не дернулись с места. Только сейчас он увидел, что глаза у девушки влажные и мечутся по сторонам.
– Нет.
Он выдержал взгляд провожатого.
– Черт с вами! Стойте, где хотите.
Тот сделал пару шагов вперед, очевидно, приготавливаясь к реплике.
– Вы остаетесь здесь! – заорал он. – Навсегда. Каждый из вас здесь погибнет. Миритесь с этим, как хотите. Мне на вас наплевать. Всем на вас наплевать. Вы сами по себе, радуйтесь.
Вернулся к машине и добавил:
– Теперь можешь стоять где угодно.
Недооцененный талант.
Хлопнул дверцей кабины. Из дома выскочил его напарник.
– Любит он наговорить лишнего, – прошептал тот. – С вами свяжутся.
– Мы должны тут жить?
– Да.
– Это игра какая-то?
– Нет.
Да. Точно игра.
Протянутая рука указывала на дом. Глаза сверлили второго водителя, который уже залазил в кабину. Звон дверцы. Гулко запыхтел старенький мотор. Колеса чуть забуксовали в грязи, разворачивая машину. Через пару мгновений уезжавшие посигналили на прощание.
Издеваются.
Он повернулся к девушке. Та тихо всхлипывала, от растерянности даже не закрыв лицо руками.
Жалкое создание.
– Пойдем ко всем.
Вместе лучше. С чего бы это?
Девушка очнулась и побрела в дом. Войдя, она остановилась в нерешительности, оглядывая всех и ища место, но прошла всю комнату поперек и скрылась в проеме. Раздались рыдания.
Он вошел внутрь, и под ним негодующе скрипнула половица: лишь скрип слышится в этой местности.
Большая простенькая комната. Одна из девушек сидела на уголке запыленного ковра перед грязным камином, обняв худые колени. Она обернулась на вошедшего с какими-то дикими глазами. И через мгновение снова уставилась на заднюю стенку камина.
Вторая уселась в кресло, поджав ноги и прижавшись к спинке. Слева от двери прямо под двумя крюками сидел, закрыв глаза, парень. Ноги его безобразно распластались по полу.
Из дальней комнаты послышался скрежет, но никто и бровью не повел. Опять тишина.
Он развернулся в проеме и вышел прочь.
Внутри мерзко. Мы здесь останемся навсегда? Полный бред.
Присел на крыльце, облокотившись на покосившиеся перила.
Не дул ветер. Не пели птицы. Каждое последующее мгновение в точности повторяло предыдущее. Время текло без цели, без малейшего стремления. Тихий ужас витал над головами новоприбывших обитателей дома.
К черту все. Кто-то явно шутит над нами. Безжалостно и жестоко.
Чувства перебивали все мысли. Лишь тревожное смятение – людям больше ничего не досталось. Только тревога. И смятение.
Почерневшая от огня стенка камина пленила девушку. Глаза таращились туда, отпуская разум в астральный полет. Спасение в небытии. Ее нет и никогда не было: она – проекция в неправдоподобной плоскости этой реальности.
У второй текли слезы. Соленые ручейки оставались на спинке облезлого кресла. В нем тепло и уютно. Уютно в глуши, где ты не знаешь себя.
