Я заметил, что последнее время на лице Пуаро все чаще появлялось неудовлетворенное и беспокойное выражение. У нас давненько не было интересных дел, то есть таких, при расследовании которых Пуаро мог бы применить свой острый ум и замечательные дедуктивные способности. В это утро он опять отбросил газету с раздраженным «Пчих!» – его излюбленным восклицанием, очень напоминавшим звук кошачьего чиханья.
– Они боятся меня, Гастингс. Преступники в вашей милой Англии просто боятся меня! Где же ваши кошки, где проворные мышки, почему они больше не крадут сыр?!
– Мне кажется, что в большинстве своем они даже не догадываются о вашем существовании, – со смехом сказал я.
Пуаро укоризненно взглянул на меня. По его твердому убеждению, весь мир только и делал, что вспоминал и обсуждал славные дела Эркюля Пуаро. Конечно, он завоевал хорошую репутацию в Лондоне, но меня было бы трудно убедить в том, что он наводит ужас на преступный мир.
– А что вы думаете о том ограблении, которое произошло средь бела дня в ювелирном магазине на Бонд-стрит?
– Замечательное дельце, – одобрительно сказал Пуаро, – но не по моей части. Pas de finesse, seulement de l’audace![1] Вооружившись тростью с тяжелым набалдашником, преступник разбивает витрину в ювелирном магазине и сгребает в сумку кучу драгоценных камней. Добропорядочные горожане немедленно хватают его и сдают подоспевшим полицейским. Он захвачен на месте преступления с поличным. Его препровождают в полицию, а потом обнаруживается, что эти камушки – отличные стразы. А настоящие драгоценности он успел передать своему сообщнику – одному из вышеупомянутых добропорядочных горожан. Разумеется, его отправят в тюрьму, но, когда он выйдет оттуда, на воле его будет ждать довольно кругленькая сумма. Да, недурно придумано. Но я сделал бы лучше. Порой, Гастингс, я сожалею о своих высоконравственных устоях. Было бы приятно, для разнообразия, попробовать нарушить закон.
– Не унывайте, Пуаро, вы же знаете, что у вас уникальные способности иного рода.
– Но куда же мне девать сейчас эти способности?
Я взялся за газету.
– Вот, слушайте. «Загадочная смерть англичанина в Голландии», – прочитал я.
– Они вечно так говорят, а потом выясняется, что человек просто съел испорченные рыбные консервы и умер естественной смертью.
– Ну, раз уж вы расположены ворчать…
– Tiens! – воскликнул Пуаро, прохаживаясь возле окна. – К нашему дому подходит некая особа… знаете, как говорят в романах, «дама под густой вуалью». Она поднимается по ступенькам, звонит в дверь… она идет к нам за консультацией. Возможно, сейчас мы узнаем нечто интересненькое. Такая юная и очаровательная леди не станет прятать свое личико под вуалью без особой причины.
Чуть позже к нам вошла посетительница. Как и сказал Пуаро, она действительно скрывалась под густой вуалью. Черты ее лица были практически неразличимы, пока она не подняла вуаль из черных испанских кружев. Тогда я увидел, что интуиция не подвела Пуаро; леди оказалась исключительно хорошенькой блондинкой с голубыми глазами. Отметив строгий, но дорогой ее наряд, я сразу сделал вывод о том, что она принадлежит к высшим слоям общества.
– Месье Пуаро, – сказала леди тихим, мелодичным голосом, – я оказалась в крайне бедственном положении. Мне с трудом верится в то, что вы сможете помочь мне, но я слышала такие удивительные истории о ваших способностях, что пришла просить вас о невозможном, могу сказать, что вы – моя последняя надежда.
– Я люблю раздвигать рамки невозможного, – оживился Пуаро. – Продолжайте, прошу вас, мадемуазель. Вы должны быть со мной откровенны, – добавил Пуаро. – Мне необходимо с предельной ясностью представлять ваше дело.
– Я доверюсь вам, – вдруг сказала девушка. – Вы слышали о леди Миллисент Касл Воган?
Я взглянул на нее с живым интересом. Объявление о помолвке леди Миллисент и герцога Саутширского появилось в печати всего несколько дней назад. Насколько я знал, она была пятой дочерью обедневшего ирландского лорда, а герцог Саутширский считался одним из лучших женихов Англии.
– Я и есть леди Миллисент, – продолжала девушка. – Возможно, вы читали о моей помолвке. Я могла бы считать себя счастливейшей девушкой Англии, но… О, месье Пуаро, я попала в ужасное положение! Есть один человек, какой-то жуткий проходимец – его фамилия Лэвингтон. Так вот он… я даже не знаю, как объяснить вам. У него есть одно мое письмо… я написала его, когда мне было всего шестнадцать лет. И вот он… он…
– Письмо, адресованное мистеру Лэвингтону?
– О нет… конечно же, не ему! Одному молодому военному… я очень любила его… он был убит на войне.
– Я понимаю вас, – доброжелательно сказал Пуаро.
– Это было безрассудное… опрометчивое письмо, но, в сущности, месье Пуаро, кроме этого письма, ничего больше не было. Однако в нем есть несколько фраз, которые… которые можно неверно истолковать.
– Ясно, – сказал Пуаро, – и это ваше письмо попало в руки мистера Лэвингтона?
– Да, и он угрожает мне… Если я не заплачу ему огромную сумму денег – а я совершенно не в состоянии собрать такие деньги, – то он отошлет это письмо герцогу.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
