В первые теплые майские дни, физрук выгнал старшаков на школьный стадион. Солнышко припекало. Лужи после вчерашнего дождя подсохли. Одноклассники разбились на кучки, шушукались и посмеивались. Всем хотелось быстрее сдать норматив по прыжкам и разойтись по домам.
– Алиса. Ты, когда прыгать начнешь, отталкивайся пяточками сильнее. Не бойся. Далеко полетишь. – Жужжала на ухо Наташка.
Хорошо советовать, когда освобождение от физры в кармане.
– Солнышкова. Вперед. – Крикнул на весь стадион Борис Петрович, и призывно взмахнул рукой.
– Давай. Про пятки помни. – Напутствовала подруга.
Глубоко вдохнула. Сердце в груди колотится, хочет выпрыгнуть, лишь бы только не прыгать на физре. Оглянулась, Наташка шепчет что то Егору на ухо. Тот отмахнулся закатывая глаза. Девчонки обступили яму с песком и хихикают. Надо успокоится. Руки прижала к бокам и побежала навстречу ветру. Огненно рыжий хвост болтается при каждом прыжке. Грудь подскакивает, достает до подбородка, попа трясется, стыдоба. Полоса отрыва. Толчок. Прыжок в песок. Приземление не задалось. Нога поехала по песку. Завалилась на спину, на потеху всему классу. Боль в лодыжке пронзила. Затылок гудел от обиды. В глазах поплыли радужные пятна, желтый, синий, опять желтый. Сквозь пелену, ухо резанул истошный крик одноклассницы.
Чьи-то сильные руки приподняли и усадили.
– Солнышкова. Алиса. Живая? – Егор с тревогой скользил по мне глазами. Взгляд задержал на щиколотке.
– Где болит?
– Ты еще подуть предложи, – фыркнула рядом Наташка.
Был бы под рукой камень, запустила бы. Ненавижу ее, иногда, хоть и лучшая подруга.
– Солнышкова, кончай придуриваться. Вставай. Собрала толпу, тоже мне принцесса.– шипела Ленка Филатова, хмуря через чур подведенные черным брови.
Отвернулась от назойливых друзей, аккуратно потрогала затылок.
Закусив нижнюю губу, подошел физрук. Трясущейся рукой, бегло ощупал щиколотку и пробасил в сторону.
– Егор, проводи Солнышкову в медпункт. Давай, давай. Шустрее ногами передвигай.
Поймала взгляд Егора, щеки горели, наверное покраснела, как первоклашка. Оперлась о его руку и попробовала встать. Крик не удержала, губы предательски задрожали.
– У меня еще шишка на голове пухнет.– жалобно проблеяла я, глядя на физрука.
– Савельев, бегом к врачу, – зло гаркнул учитель, и, отвернувшись, скомандовал, – следующий кто? Или по журналу вызывать?
Егор подхватил меня на руки и понес в медпункт. Наташка Белова демонстративно закатила глаза, и пренебрежительная усмешка исказила и так не самое миленькое личико.
Егор крепко прижимал к себе, пока нес на руках. Мне нравился его запах. Дорогой парфюм и пот физры. Слезы текли по щекам, размазывая тушь с ресниц по щекам, досталось и его майки.
– Потерпи чуток. Уже почти дошли, – горячее дыхание парня обожгло ухо, поток противных мурашек потек вниз живота. Приятно сидеть на руках.
Открыв ногой дверь медпункта, Савельев посадил меня на кушетку.
– Вам, братцы нужно в больницу, рентген делать. – Строго, не переставая мешать чай, бросила пышнотелая медсестра.
– Скорую вызовите? – попросил запыхавшийся Егор. Мелкие капельки пота, выступившие на лбу, парень нетерпеливо смахнул дрожащей рукой.
– Какая скорая? Ополоумели совсем. Кого-то родители ходить в детстве не научили. У нее ноги заплетаются. А нам статистику, несчастным случаем, портить. Нет. Своим ходом. Родителей напрягайте с такси.
Егор побледнел, желваки заходили ходунов.
– Чего пыхтишь, дома права качать будешь.
Дверь приоткрылась, и любопытная голова Наташки просунулась в щель.
– Меня Борис Петрович послал узнать, что с ногой у Солнышковой, и вещи принести.
Медсестра громко цыкнула и выпроводила Егора за дверь.
– Алиса, маме позвони, пусть в больничку отвезет. – советовала улыбающаяся подружка.
В коридоре поликлиники отвратно пахло, противный дух лекарства портил воздух, проникал под кожу. Громко фыркнула и зажала нос.
– Доченька, не надо так. Это обижает людей, которые здесь работают – строго сказала мама, высматривая кого-то в сером обшарпанном приемном покое.
– Тут дышать нечем, поехали домой, нога почти не болит.
– Конечно, а шишка на затылке рассосется.
– Мама как ты в этом работаешь? Вонь, стоны, жалобы. Это невыносимо. Я никогда не смогу стать как ты, врачом.
– Главное, что всем этим людям нужна помощь. Помощь, как и тебе сейчас. Об этом надо думать, а не о всякой ерунде. Врач уважаемая и достойная работа. Моя дочь не может пренебречь долгом.
– Мама, это не мое. Я не хочу.
– А что хочешь, петь? В ресторанах, на потеху толпе? Быть шутом гороховым? Ты этого хочешь, да?
– Зачем передергивать. А оперные певцы тоже шуты? А вся эстрада тоже ерунда? – удивленно моргнула глазами.
В памяти вспыхнули уже подзабытые картинки детства. Папа водил в музкомедию на новый год. На сцене пела худенькая девушка. А наряд "Снежной королевы" расшитый бисером отсвечивал тысячами переливами. В тот год и загадала желание. Стать, как та, снежная королева.
– Мы это уже обсудили. И кто-то обещал поступать в мед. А все это пение оставить, как любимое хобби.
– Мама, послушай, мне учительница в музыкалке, советует поступать в музучилище в Питере. Говорит у меня большое будущее. Обещала дополнительно позаниматься вокалом
– Зачем?
– Что зачем? Мама. Я не хочу быть врачом.
По коридору, к нам шел высокий мужчина в белом халате. Щеки матери мгновенно покрылись легким румянцем. Она подскочила с места и сделала несколько шагов в сторону доктора.
– Ольга Ивановна. Какими судьбами? – произнес он, зычным голосом обнимая смутившуюся маму.
– Сделай рентген дочери, Константин Федорович. Упала, шишка на затылке.
Доктор мягко улыбнулся матери, и присел рядом со мной на скамейку. Не молодой, почти седой. Мелкие морщинки в уголках глаз. Прокуренный.
– Нус, давайте посмотрим на ваш премилый затылок.
Я вздохнула и предоставила затылок умелым рукам доктора. В голове стучала мысль и чего это они так пересматриваются и лыбятся.
Утром, назойливая трель будильника дребезжала в ухо. Нащупав рукой кнопку, засунула умолкший телефон под подушку. Пару минуток, потом встану. Телефон снова завибрировал.
– Вставай соня, – веселый голос Егора из трубки окончательно выдернул из царства морфея.
– Привет, – мне хотелось ответить ему томным голосом, но вышло, как вышло. Сладко потянулась, косточки приятно похрустывали.
– В школу идешь или еще филонишь?
– Иду, не могу и дальше слушать про то, как лучше жить.
– Опять с матерью ругаешься?
– В школе расскажу.
Аккуратно пошевелила щиколоткой, еще ноет, но терпеть можно. Потихоньку напевая папину любимую песенку, пошла на запах кофе. Мама выключила печку, когда над туркой поднялась ароматная шапка любимого напитка.
