Хольм Ван Зайчик - Дело незалежных дервишей

В «Записках о поисках духов» Гань Бао сказано: «В пятый год правления под девизом Янь-си, в уезде Линьюань случилось, что корова родила курицу с двумя головами и четырьмя ногами». Истинная диковина! Не менее диковинным делом является издание на русском языке романов Хольма ван Зайчика (1911–?).

Голландец по происхождению, русский по умонастроению, китаец по языку своих сочинений, ван Зайчик создал удивительный синкретический мир – страну Ордусь. Это государство, которое распространилось от моря и до моря: в центре, как положено даже в альтернативной геополитике, – Цветущая Средина (собственно Китай), по окраинам – семь улусов. Окрест – варварские страны, как несколько снисходительно именуют тех, кто не имеет счастия принадлежать к одной из древнейших мировых цивилизаций. Три столицы: Ханбалык на востоке, Каракорум в центре и Александрия Невская на северо-западе. Синкретическое вероисповедание под сенью этического учения Конфуция: православие, ислам, буддизм, даосизм, иудаизм мирно уживаются на обширных землях Ордуси. В каждом улусе есть традиционные религиозные приоритеты, но они не навязываются населению свыше или со стороны, ибо соблюдается право на религиозное самоопределение. Не случайно в любом городе рядом с золотыми куполами православных церквей высятся буддийские пагоды и исламские минареты, строго стоят синагоги, лепятся по склонам гор даосские храмы… И в центре – непременно – Храм Конфуция, куда приходят за советом в сложной морально-этической ситуации.

Здесь нет зла и нет плохих людей, и серьезные преступления совершаются только от полной тягости жизни – действительной, когда не сложилось личное, или надуманной, когда утрачены единочаятели и некому вразумить ко исправлению нравов. Это прекрасная мечта о том, каким могло быть (но самое важное – еще может стать!) человечество в эпоху глобализации, виртуализации и в одновременную эпоху бесконечных этнических конфликтов. Это мир, где все СООБРАЗНО.

Общественное устройство разумно и демократично: правящий император осуществляет чаяния и надежды народа. Народное волеизъявление стоит выше всего. В романе «Дело незалежных дервишей» некий уезд желает жить на особицу, предполагая в будущем отделиться, и столичные власти не предпринимают никаких попыток вразумить отделенцев. Это кажется странным только на первый взгляд, для Ордуси же воля народа священна. Только случай приводит в уездный центр Асланiв двух непременных героев ван Зайчика – сыщика Багатура Лобо, по прозвищу «Тайфэн», и ученого-законника Богдана Руховича Оуянцева-Сю. Случай, да слабая ниточка-зацепочка из первой книги, где стараниями дервишей был невзначай потоплен паром «Святой Евлампий».

Но совершенно очевидно, что там, где появляется эта в высшей степени симпатичная двоица, непременно закручивается вихрь событий: присутствует некое человеконарушение (в варварских языках это принято называть детективной интригой) и целый клубок сложнейших моральных и этических проблем. Если в «Деле жадного варвара» человеконарушители украли из патриаршей ризницы крест святителя и великомученика Сысоя (крест ищут и всенепременно найдут), то в «Деле незалежных дервишей» уже похищают людей (которых также обязательно отыщут доблестные человекоохранители). Однако ни в первом, ни во втором романе детективная линия не является единственно важной. Точнее, она играет роль почвы – на которой цветут драмы отдельных личностей и целых народов. Первый роман – о различии национального мировоззрения, ориентированного на культуру (Ордусь) и на цивилизацию (варварский мир). Второй роман – об этнических конфликтах в эпоху глобализации. И в обоих романах – живые люди и их судьбы.

Жанрово романы Хольма ван Зайчика не имеют ближайших аналогов. Что перед нами? Этно-роман? Роман-карнавал? Фантастический роман? Роман-утопия? Альтернативная история? Детективное сочинение? Лично я затрудняюсь в определении – ведь новая книга, которую на сей раз переводчики получили из сердца Гималаев, называется ни много ни мало – «Дело о полку Игореве». Какие мировые проблемы затронул в ней китайский писатель голландского происхождения, бывший советский разведчик, ныне активно практикующий даосские способы обретения бессмертия? Переводчики работают, не покладая рук, но работа только начата…

Будет ли это очередной этнокарнавальный текст, формализованный в рамках альтернативной истории и рвущийся из неудобь приемлемых и тесных одежек детективного сочинения? Роман, пляшущий «со скоморохы» на холмах уходящего тысячелетия и выкликающий на разные голоса заклинание: «плохих людей нет»? И что за смысл потаен под такой простой с виду заклинательной формулой: оберег от прошедшего, заговор на настоящее или же призывание будущего? Сообразно думать о будущем: ведь каждой эпохе Возрождения присуща вера, что плохих людей нет, или почти нет. И может статься, инициация этой заклинательной формулы в современном российском ментальном пространстве знаменует собой как раз начало нового Ренессанса.

Что же до сомнений в личности ван Зайчика, их разрешает еще одна цитата из «Записок о поисках духов» Гань Бао: «Однажды к некому Чжаню, считавшему всю жизнь, что духов выдумали неразумные люди, явился гость. Завязалась беседа, умная и живая. Зашла речь и о духах, разгорелся спор. И тут гость сказал: „До нас дошли многочисленные легенды древних мудрецов, повествующие о духах и демонах, да и нынешние мудрецы не чураются этого предмета. Как же вы один упрямо твердите: этого не бывает? А ведь ваш покорный слуга на самом-то деле дух!“ И гость в одно мгновение изменил свой облик, а затем растаял в воздухе. Чжань же остался с полным смятением в мыслях…»

Однажды Му Да увидел человека, который уединенно ел. Впоследствии он спросил Учителя, что тот думает о подобном поступке.

Учитель сказал:

– Этот человек не имеет представлений ни о морали, ни об установлениях. Его поведение достойно презрения и жалости. Он не поделился пищей ни с теми, кто выше его, ни с теми, кто ниже. Трапеза не пойдет ему впрок. Рис, который он проглотил, будет извергнут из него непереваренным.

– О Учитель! – в великом сомнении вскричал Му Да. – А если рис, который он проглотил, все же окажется извергнут из него вполне переваренным, что тогда?

Учитель ничего не ответил, но посмотрел на Му Да с печалью.

Конфуций. «Лунь юй», глава XXII «Шао мао»[1]