Долгожданное, но короткое лето средней полосы России неуклонно близилось к концу. Август радовал необычайно тёплой и солнечной погодой, что случалось всё реже и реже за последние двадцать лет. Стоял поздний субботний вечер, когда на улицах провинциального городка зажглось десятка два тусклых фонарей, не дающих почти никакого света, а лишь окончательно утверждающих власть темноты над городом до следующего рассвета.
Дмитрий Белов выехал за город на белой редакторской «Ниве» и вот уже десять минут медленно тащился по совершенно разбитой и безлюдной дороге, которая, как пугливый заяц, заметая следы, изредка петляла по лесу. Надо было бы пожалеть старенькую «Ниву» и ехать по новой асфальтированной дороге, но по просёлочной было гораздо ближе: всего лишь двенадцать километров до деревни, в которую он направлялся по заданию редакции. Сумерки стремительно сгущались, а до Заречья оставалась еще большая часть пути.
Дмитрий работал журналистом в районной газете вот уже два года. На свои двадцать пять он не выглядел и больше был похож на подростка, чем на взрослого мужчину. Таких, как он, называют «шустрый», в хорошем смысле этого слова. Свою профессию он обожал и на работу ходил, как на праздник.
Пятнадцать минут назад, Дмитрий как ошпаренный выскочил из здания редакции. Лицо его буквально пылало от возмущения. Он остановился на верхней ступени каменной лестницы и, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнул свежий вечерний воздух. В потемневшем небе, как неоновый фонарь, висела яркая круглая луна, окруженная жемчужной россыпью мелких звёздочек. Мимо Дмитрия, куда-то спеша, пробежали две молоденькие девушки: одна что-то громко рассказывала подруге, другая весело смеялась в ответ. «Вот, беззаботные», – неожиданно для себя, с неприязнью, подумал он.
Материал, над которым ему пришлось работать почти всю прошлую неделю, был практически готов в завтрашний номер газеты, но редактору Ирине Александровне, немолодой властной женщине, он абсолютно не понравился, и вот, получив нагоняй за неинтересную и скучную, на её взгляд, статью, Дима должен был снова вернуться в Заречье. От несправедливых, как ему казалось, замечаний в свой адрес со стороны Ирины Александровны он был буквально в ярости и после длительного и бурного разговора, демонстративно громко хлопнув дверью кабинета начальницы, решил, не дожидаясь утра, уехать в Заречье прямо сейчас. Верная «Нива» ждала его рядом со зданием редакции. Дмитрий сбежал по ступеням вниз, сел за руль, а через пять минут уже был за городом. И вот теперь, на протяжении всего пути, он ругал редакторшу, громко высказывая вслух всё, что он о ней думает.
Дмитрий включил ближний свет. Старая и уже почти заброшенная дорога в течение долгих лет постепенно зарастала молодыми деревцами и густым кустарником и поэтому с течением времени становилась все уже и уже. Большие выбоины, образовавшиеся на дороге после дождей, заставляли Диму быть постоянно начеку, но вот-вот должен начаться неплохой участок дороги, где можно будет прибавить скорость и расслабиться.
Впереди, за очередным поворотом, на дороге появилось какое-то необычное туманное облако: оно было почему-то не белым, а нежно-голубоватым. Машина въехала в полосу странного тумана, но через несколько десятков метров снова вынырнула на чистую дорогу.
Настроение у Димы было паршивое: он всё никак не мог успокоиться, снова и снова вспоминая те обидные слова, которые в пылу ссоры они с Ириной Александровной наговорили друг другу.
Занятый невесёлыми мыслями, на какой-то короткий момент он отвлёкся от дороги. Внезапно в свете фар перед капотом машины возник силуэт женщины в белом платье, и Дмитрий, не успев мгновенно среагировать, затормозил с опозданием. Он успел почувствовать, как колеса его машины подпрыгнули на очередном ухабе, и послышался слабый удар. В голове ослепительно ярко, как молния в чёрном грозовом небе, сверкнуло: «Я сбил женщину! Все пропало! Вся жизнь!», и нога против его воли нажала не на тормоз, а на газ. Машина понеслась вперед по пыльной дороге. Руки его мгновенно затряслись, и он еле удержал вырывающийся и вибрирующий руль, а спина и лицо вмиг стали мокрыми от холодного липкого пота. В мозгу, как старая заевшая пластинка, билась только одна мысль: «Что я наделал?!». Он сразу потерял счет времени: пять минут прошло или двадцать? А может быть, всего лишь минута?
Перед глазами вдруг почему-то всплыло хмурое лицо его начальницы, и это краткое мимолетное видение как будто отрезвило его: «Я сбежал, как последний трус?!». Он резко нажал на педаль тормоза, почти закричав себе «Стой!». Машина непослушно вильнула вправо и уперлась носом в толстый ствол дерева, едва не врезавшись в него.
Дима закрыл глаза и упал головой на руль. Теперь озноб стал сотрясать всё его тело крупной лихорадочной дрожью, как в детстве, когда он болел, и поднималась высокая температура. Он с трудом заставил себя выпрямиться, достал из кармана брюк носовой платок и вытер им лицо и шею, почувствовав, как струйка пота потекла по позвоночнику в брюки.
– Так, успокойся, Дмитрий, – услышал он чей-то незнакомый голос, и тут же поняв, что сам сказал эту фразу вслух, испугался.
Минуту он сидел без единой мысли в голове, словно на время его мозг отключили, как неисправный радиоприёмник.
– Надо вернуться назад… Ничего не поделаешь, надо вернуться, – прошептал он тихо, убеждая себя в этом и, положив руки снова на руль, уставился в темноту.
– Возьми себя в руки, – теперь нарочно он сказал это громко вслух, стараясь подбодрить себя, но от звука своего голоса его вновь затрясло, и ещё сильнее, гораздо сильнее, чем раньше.
Мысли опять вдруг разом куда-то исчезли, и он просидел ещё пару минут, молча и тупо глядя перед собой. Наконец, как будто чья-то чужая воля заставила его, как бесчувственного робота, завести мотор «Нивы». С трудом развернувшись на узкой дороге, Дмитрий медленно поехал назад, в сторону Николаевска.
Несколько минут назад, удирая с места наезда, он находился в каком-то ступоре, не понимая в сущности, что он делает и, конечно же, не запомнил места, где произошло это ужасное несчастье. Не запомнил он и сколько времени, и с какой скоростью он мчался.
Теперь «Нива» тащилась еле-еле. Дмитрий неотрывно смотрел на дорогу, морально готовясь увидеть страшную картину, которую ему услужливо подсовывало его богатое воображение. Он представил себе, как на земле лежит молодая девушка в белом испачканном кровью платье, и сердце его забилось, как маленькая испуганная птица в железной клетке.
