Обшарпанные стены, низкий закопчённый потолок, паутина по углам, чёрный от сажи камин, грязный затоптанный пол, не видевший веника и швабры, казалось бы, с рождения. Замызганные, изрезанные непристойными словами и картинками, столы. Чад и горелая кухонная вонь. Душный спёртый воздух, пропитанный смрадом алкоголя, пота и рвоты…
И на первый, и на второй, и на десятый взгляд – отвратное местечко. Однако вполне популярное у некоторой части местного общества благодаря местоположению и дешёвому пойлу.
В помещении царили гвалт и теснота. Трактирщик, грозно хмурясь, материл посетителей, напоминая, что будет с ними, если кто-то что-то умыкнет или сломает. Ясное дело, его никто не слушал. Почти все столы занимали пьющие, жующие, играющие в кости. Уйма любопытных глаз встречала каждого вошедшего с хмурым негодованием. В самом деле, и так тесно, а тут еще кто-то припёрся.
Хозяин – толстенький мужичок с выпирающим брюшком и в замызганной одежде, вяло передвигался за заляпанной стойкой, медленно наполняя пивом кружки. Под стать ему ленивые служанки сновали между столиками, разнося снедь и незлобиво огрызаясь на приставания подвыпивших посетителей.
За столиком неподалёку сидела компания подозрительного вида. Правда, такой эпитет можно применить к каждому второму в забегаловке. Но эти выглядели очень уж мрачными и свирепыми. От них так и веяло опасностью и угрозой. Неторопливо потягивая мутный горький напиток, лениво перебрасывались короткими фразами, внимательно зыркая вокруг из-под насупленных бровей.
Они допивали уже по второй кружке, когда в трактир зашёл новый посетитель. На первый взгляд – обычный бродяга. Серый, сомнительной чистоты, длинный плащ окутывал высокую фигуру, а низко надвинутый капюшон скрывал половину лица. Глаза прятались в тени, не давая возможности их рассмотреть. Только кончик носа, выразительные твёрдые губы и волевой подбородок выступали на свет.
Посетитель на миг замер на пороге, словно в нерешительности. Губы дрогнули и поджались в брезгливой гримасе. Но, переборов отвращение, он всё же ступил внутрь и подошёл к стойке.
– Вина и мяса, – бросил коротко. – Самого лучшего. Не вздумай подсунуть гадость. Вобью её тебе же в глотку.
Трактирщик хотел возмутиться наглостью визитёра, но звонкий золотой, прокатившийся по столешнице в его сторону, мигом остудил зарождающийся гнев.
– Сей миг, сударь! – попытался изобразить приветливую улыбку. – Для особенных гостей у нас особенные блюда!
Незнакомец оглянулся, окинув зал взглядом в поисках свободного места, и направился к одному из столиков, за которым дремал перебравший мужичок. Бесцеремонно скинув его на пол, смахнул следом посуду и крошки и протёр полой плаща столешницу. Потревоженный пьяница хотел возмутиться, но, встретившись с бродягой взглядом, быстро засобирался и, пошатываясь и что-то бормоча под нос, поспешил к выходу.
Компания за передним столиком, услышав звон золота, притихла и обменялась безмолвными многозначительными взглядами. После, украдкой, следила за пришельцем, словно изучая.
Тот, утолив голод, вытер губы и руки носовым платком – атрибутом дворян и вельмож – и снова направился к стойке.
– Сдача будет? Или, думаешь, сухая козья нога и бутылка дешёвого пойла потянут на целый золотой?
Трактирщик криво ухмыльнулся и высыпал на стойку горсть серебра. Бродяга нырнул рукой под плащ, достал туго набитый кошель и ссыпал туда монеты. Когда посетитель направился к выходу, толстяк выразительно посмотрел на компанию и кивнул вслед удаляющемуся плащу.
Как только за бродягой захлопнулась дверь, головорезы тоже покинули свои места и гурьбой потянулись к выходу.
Хищники настигли жертву на безлюдной околице. До этого умело преследовали, не приближаясь, чтобы не спугнуть раньше времени, но и не выпуская из виду. Бродяга, не подозревая погони, неспешно шёл ровным уверенным шагом. Он ни разу не оглянулся, нигде не остановился, никуда не свернул. Когда дорога, покинув селение, повернула к лесу, лиходеи прибавили шаг. Они уже не крылись, уверенные в лёгком успехе задуманного дела. Их семеро, путник один. Силы явно не равны.
Нагнав бродягу, начали расходиться, беря в зловещее кольцо. И только теперь, осознав угрозу, странник остановился, замерев, словно истукан. Казалось, его сковал ужас. Он застыл столбом, никак не реагируя на грозно сужающийся круг.
Когда до жертвы осталось несколько шагов, предводитель великодушно предложил добровольно отдать кошелёк и всё ценное, что спрятано под плащом. Тот, безропотно, начал развязывать тесёмки.
Поношенная хламида упала на землю, представляя взорам разбойников воина в полном боевом облачении: налокотники, наплечники, жилет, набедренники, широкий пояс, увешанный многочисленными ножнами, высокие сапоги – всё из добротной кожи и покрыто узорным тиснением. Тёмные волосы небрежными прядями спадали на шею и лицо, пряча разгорающийся в пронзительно-синих ассветских глазах огонь.
– Хотите моих денег, господа? – хищная улыбка тронула губы воина. – Вы получите, но не их…
С этими словами он слегка присел и повернул корпус влево. Никто не успел заметить, откуда в его руках появились спиры – узкие небольшие лезвия для метания, по три штуки в каждой руке, расставленные веером. Резко развернувшись, он выпустил их с силой арбалетной тетивы. Коротко свистнув, смертоносные жала поразили цели в мгновение ока. Шестеро негодяев упали, кто с криком боли, а кто, не успев произнести ни звука. Спиры торчали у кого из глаза, у кого из горла, у кого из груди. Воин выпрямился и в упор посмотрел на побледневшего предводителя. В холодных, как северный лёд, равнодушных, как пустота, беспощадных, как взгляд смерти, глазах горел ярый звериный огонь. Разбойник попятился. Во взгляде отразился неописуемый ужас. Голос утратил уверенность и тембр.