Флоренция никогда не видела ничего подобного. Это произошло как раз в пасхальный день 16 апреля 1478 года, когда под лучами весеннего безжалостного солнца произошло святотатство и кровопролитие в городе. Небо вдруг потемнело, и казалось, что оно никогда уже больше не будет таким голубым.
На Святках солнце заволокло темными тучами, а на следующий день – день Воскресения Христова – погода стала просто ужасной, и флорентийцы увидели в этом божий знак. Дождь был не таким, каким он бывает только весной, мягким, мелким, дающим жизнь молодой поросли, пастбищам и оливковым деревьям. Непрекращающийся проливной дождь под сильными шквалами ветра вызвал оползни и вздул реку.
Арно вышла из берегов. Селевые потоки смывали все на своем пути; и только дворцы, которые стояли на прочном фундаменте, образовывали нечто вроде плотин. Вода хлынула на улицы, затопляя их. Люди спасались в церквях и усердно молились богу. Особенно их было много в соборе Санта-Мария-дель– Фьоре, считавшемся святым местом.
Несмотря на уговоры Деметриоса, Фьора все-таки вышла из дома во Фьезоле. Ее угнетало все: и отчуждение ее давнего друга – греческого врача, и неожиданная страсть Лоренцо де Медичи. Прошло уже три недели с тех пор, как месть свершилась и Иеронима была убита ударом кинжала. Три бесконечные недели Фьора, оставаясь в доме, смотрела, как с утра до вечера лил этот непрекращающийся дождь, наводящий тоску и уныние. Однако жизнь продолжалась. Фьоре не оставалось ничего, кроме ожидания ночи, которая приведет к ней – а может быть, и нет – ее любовника. Но наступил момент, когда она решила, что не может больше оставаться в бездействии в роли женщины из гарема. Иначе можно было сойти с ума. Вдобавок ей давно хотелось посетить могилу своего отца, чтобы там помолиться. Обстоятельства сложились так, что со дня трагической гибели Франческо Бельтрами прошло уже три года, а она еще не навестила могилу горячо любимого отца. Во второй половине дня Фьора отправилась в путь под охраной Эстебана. Она обещала не задерживаться, потому что после убийства Джулиано де Медичи во время пасхальной обедни во Флоренции было неспокойно.
Церковь Святого Михаила, где покоился прах Франческо Бельтрами, походила скорее на средневековый дворец, если бы не великолепные статуи святых, произведения Донателло и Лоренцо Жильберти.
В церкви царил полумрак, но зажженные свечи позволяли видеть ее внутреннее убранство. Весь ансамбль был прекрасен, а в особенности дарохранительница в готическом стиле с мозаикой и барельефами. Это являлось главным украшением правого нефа.
Франческо Бельтрами покоился недалеко от дарохранительницы. Над надгробной плитой стояла зажженная свеча. Фьора опустилась на колени. Впервые она могла прийти сюда помолиться, ибо в то страшное время ей нельзя было проводить своего отца даже в последний путь. Сначала взятая под стражу, заточенная, потом унесенная жизненной бурей далеко от Флоренции, бурей, едва не сломившей ее, она никогда не забывала отца, думая об этой могиле со слезами на глазах. Это из-за подлой Иеронимы ее добрый благородный отец покоился в могиле.
Молодая женщина, не вытирая слез, надолго застыла на холодных камнях могилы. Она была в глубоком трауре, как и все флорентийки, по поводу смерти Джулиано Медичи. Но для нее этот траур имел двойное значение.
– Отец, – прошептала она. – Я любила тебя и буду любить всегда. Если бы мои слезы могли оживить тебя! Если бы я могла отдать тебе часть своей жизни! О, отец, за что нас так жестоко разлучили! Нам было так хорошо вдвоем!
Фьора безутешно рыдала, и, казалось, ее слезам не будет конца, но вдруг она почувствовала прикосновение к ее плечам чьих-то ласковых рук.
Она услышала тихий голос:
– Фьора, не надрывай себе сердца! Пойдем лучше со мной.
От долгого стояния на коленях у Фьоры затекли ноги. Она с трудом встала, утерла слезы и улыбнулась молодой женщине:
– Это ты, Кьяра? Неужели это ты?
Они крепко обнялись, как обнимаются подруги после долгого расставания. Толстая Коломба, бывшая гувернантка Кьяры Альбицци, сопровождающая ее повсюду, не удержалась от слез при виде этой трогательной сцены. Фьора обняла обеих женщин и, взяв их за руки, подвела к свободной скамейке.
– Боже, как я рада видеть вас! Как вы узнали, где я нахожусь? Видимо, счастливый случай привел вас сюда?
– Нет, – сказала Кьяра, – вся Флоренция знает, что ты вернулась. О тебе говорят столько же, сколько о Пацци.
– Обо мне? – удивилась Фьора. – А я-то считала, что вернулась незаметно.
– О тебе и Лоренцо! – уточнила с лукавой усмешкой Кьяра.
– Так ты и об этом знаешь?
Кьяра рассмеялась, а Коломба, которая делала вид, что усердно молится, тоже не удержалась от улыбки.
– Как и вся Флоренция! Какая ты наивная, Фьора! Ты же знаешь, что, если наш властелин соизволит чихнуть, всему городу известно, откуда дует сквозняк. Поэтому-то все знают, что ты во Фьезоле, – объяснила Кьяра.
– Тогда почему же ты не пришла прямо ко мне?
– Из деликатности и… из осторожности. После смерти брата Лоренцо сильно изменился, а ты – его тайна, которую он крепко хранит. Его можно понять: когда двое любят друг друга…
– Но я совсем не уверена в том, что мы любим друг друга! – возразила Фьора. – Наша страсть вспыхнула в ночь убийства и пока продолжается. Она будет длиться до тех пор, пока мы будем нужны друг другу. Но я не думаю, что это надолго.
– Почему?
– Потому что я должна буду скоро уехать. Во Франции у меня остался девятимесячный сын.
– У тебя есть ребенок! – радостно воскликнула Кьяра. – Боже праведный, как тебе повезло! Мне так хотелось бы иметь ребенка!
– А разве ты не замужем?
– Нет, дорогая. Тот, за кого меня прочили, умер в прошлом году в Риме от чумы.
– Бедняжка! Как я тебе сочувствую!
– Не стоит, не так уж я и любила его. Хотя это была моя единственная возможность не остаться старой девой, так как у меня не слишком большое приданое.
Несмотря на искренность тона, которым говорила ее подруга, Фьора могла бы поклясться, что по ее лицу прошло какое-то облачко. Она поцеловала ее в щеку.
– Но не будем об этом, – тряхнула головой Кьяра. – Тебе, наверное, есть что рассказать мне? Почему бы тебе не пожить у нас несколько дней? Мой дядя будет рад видеть тебя. И вообще, если говорить откровенно, то я следила за тобой, Фьора, – призналась Кьяра с улыбкой.
– Следить? За мной?
– Я была уверена, что однажды ты придешь помолиться сюда, а после того как узнала о твоем возвращении, я заплатила церковному сторожу, чтобы он предупредил меня сразу, как ты появишься. Что он и сделал! А теперь скажи, ты пойдешь со мной?
Фьора сразу же согласилась. Встреча с Кьярой возвращала ее к прежним счастливым дням юности. И кроме того, ей хотелось проявить независимость от Лоренцо. Прошлой ночью он был несколько рассеянным, а потому и менее страстным. Покидая Фьору, он объяснил это тем, что бесконечный дождь вызвал оползень в долине Мюгелло, обнаружив античную статую, и до завтра он, вероятно, не придет.
