– Вы уверены, что он сегодня здесь появится? – не скрывая нетерпения, спросила Энди Мэлоун, пытаясь поудобнее устроиться на высоком табурете у стойки бара.
И кому только пришло в голову назвать это изобретение мягким табуретом? То, что находилось под красной дерматиновой обивкой, было комковатым и твердым.
– Конечно же, нет. – Гейб Сандерс, владелец и шеф-повар «Гейб’с Чили Палор», водил грубоватым муслиновым полотенцем по ободку потрескавшейся, но чистой кофейной чашки. – Я всего лишь сказал, похоже, он сегодня появится. А это не значит, что придет обязательно. По-моему, он имеет право делать все, что ему, черт возьми, заблагорассудится.
Гейб расхохотался. Интуиция подсказывала Энди, что привлечь к себе внимание посетителей бара, а тем более проявить излишний интерес будет ошибкой. В любой момент Гейб Сандерс может счесть ее слишком любопытной залетной пташкой, и тогда уж точно из него не вытянешь ни слова.
Она с невинным видом сделала глоток остывшего чая, поданного ей в красивом пластиковом стаканчике с таким количеством нерастворившегося сахара, что ложка стояла.
– Так вы считаете, мистер Рэтлиф чересчур импульсивен?
Гейб насторожился. Он тут же прекратил бесполезные попытки отполировать безнадежно потрескавшуюся эмаль чашки, нахмурил кустистые брови, и его проницательные глаза утратили прежнее дружелюбие.
– Почему вы задаете так много вопросов о Лайоне Рэтлифе? А?
Наклонившись к нему с видом заговорщицы, Энди сказала:
– В университете у меня была подружка из этих мест. Она рассказывала мне о человеке, который жил на большом ранчо и разъезжал на серебристом «Эльдорадо». Мне тогда казалось, что она рассказывает о каком-то киногерое.
Гейб задумчиво посмотрел на Энди, и ее самоуверенность начала медленно таять. Казалось, он видит ее насквозь. Его ироничный взгляд говорил, что она слишком стара для студентки и вся эта история про подружку – попросту выдумки.
– А кто она?
Совершенно обескураженная проницательностью Гейба, а теперь еще и его вопросом, Энди, заикаясь, проговорила:
– Она… Это вы о ком?
– Как зовут вашу подружку? Может быть, я ее знаю. Я с сорок седьмого года продаю здесь гамбургеры и «Чили». Знаком почти со всеми семьями в Кервилле.
– О, ну тогда вы не знали ее… э… Карлу. Вообще-то она выросла в Сан-Антонио, а сюда приезжала только летом погостить у своих кузенов или что-то в этом роде.
Энди сделала большой глоток чаю, словно это был тоник-восстановитель.
Она приехала в эту холмистую местность Техаса всего несколько дней назад и все это время чувствовала себя не в своей тарелке. Осторожные, тактичные вопросы, обычно распахивающие перед ней двери, закрытые для других, на этот раз не помогли. Казалось, жители Кервилла сговорились держать в тайне все, что связано с Лайоном Рэтлифом и его отцом-отшельником.
Генерал Майкл Рэтлиф был единственным оставшимся в живых кавалером ордена Звезды. Все пять орденов он получил за доблесть и героизм, проявленные во время Второй мировой войны. Именно из-за него Энди и приехала сюда. Она поклялась, что возьмет у него интервью для своей телевизионной программы во что бы то ни стало. Поговаривали, что здоровье генерала в последнее время пошатнулось, и, если слухи правдивы, ей придется поторапливаться. Однако пока все ее попытки связаться с ним были безуспешны. Задуманный подвиг, похоже, придется отложить.
Неожиданно она решительно вздернула подбородок и обворожительно улыбнулась, а в глубине темно-карих глаз вспыхнули огоньки.
– Мистер Сандерс, у вас, случайно, не найдется долечки лайма?[1]
Ее улыбка смутила Гейба.
– Как насчет лимона? Подойдет?
– Великолепно! Благодарю вас.
К Энди вернулась былая самоуверенность. Изящным движением она откинула прядь золотисто-каштановых волос. Отец Энди, человек с поэтической искрой, однажды сравнил ее с пломбиром из ванили и «Амаретто», политым сиропом из жженого сахара. Когда не оставалось другого выхода, Энди использовала свою красоту для того, чтобы выудить информацию. Это всегда бесило ее. Конечно, было бы лучше расспросить обо всем, что ее интересует, в открытую, так, как это делают репортеры-мужчины.
Но – увы! – эта привилегия гарантирована только представителям сильного пола. Поэтому в случае крайней необходимости она пускала в ход свои женские чары. Если кто-то находит ее интересной и привлекательной, почему бы не обойтись с ним полюбезнее?
Гейб вернулся с блюдцем, на котором лежали две дольки лимона.
– Спасибо.
Она выдавила сок из одной дольки в стакан, надеясь разбавить переслащенный чай, скорее напоминающий сироп.
– Вы ведь не здешняя, да?
У нее было искушение соврать Гейбу, но вдруг она почувствовала, что пора заканчивать с шутками.
– Нет. Сейчас живу в Нашвилле, хотя выросла в Индиане.
– В Нашвилле, значит? А вы не из «Грэнд Оле Опри»?
Энди рассмеялась и покачала головой:
– Нет. Я работаю на независимую кабельную компанию.
– Кабельную? – Гейб поднял брови, и Энди подумала, что это, пожалуй, самая выразительная часть его лица. – Вы, наверное, говорите про кабельное телевидение?
– Да.
– Стало быть, вас можно увидеть по телику?
– Иногда. У меня есть своя программа, которая транслируется со станций кабельного телевидения во всех штатах. Я беру интервью у интересных людей.
– Интервью? – Поверх ее плеча он оглядел уютный зальчик своего кафе, словно выискивая среди посетителей того, у кого она могла бы взять интервью. И тут его осенило: – Вы ведь не собираетесь просить Лайона, чтобы он устроил вам интервью с его папочкой, дорогуша?
– Именно это я и собираюсь сделать.
Гейб задумчиво глядел на нее.
– Значит, не было никакой подружки-студентки, так?
Энди решительно ответила:
– Не было.
– Я так и думал. – Однако в голосе его не было осуждения.
– Вы думаете, мистер Рэтлиф откажет мне?
– Черт возьми, я в этом уверен. А вот сейчас мы это как раз и выясним. Вот он собственной персоной.
Энди почувствовала, что сердце ее оборвалось. Пытаясь взять себя в руки, она принялась разглядывать мокрый кружок, оставленный ее стаканом на гладкой поверхности стойки. Хлопнула дверь.
– Эй, Лайон! – крикнул кто-то из угла.
– Лайон! – окликнул его другой.
– Джим, Пит, приветствую.
Глубокий, с хрипотцой, голос оказал на Энди странное воздействие: будто сотни тончайших иголок впились ей в спину.
Энди надеялась, что он сядет рядом, на один из свободных табуретов, тогда было бы проще завязать разговор. Но по звуку шагов она определила, что он направился в противоположный от стойки конец кафе. Краешком глаза она увидела голубую рубашку.
