ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ ЖУРНАЛИСТА С ОПЫТОМ РАБОТЫ
Опять берет Его диавол на весьма высокую гору
и показывает Ему все царства мира и славу их,
и говорит Ему:
всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
Тогда Иисус говорит ему:
отойди от Меня, сатана, ибо написано:
Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.
Тогда оставляет Его диавол,
и се, Ангелы приступили и служили Ему.
(Мф. 4:11)
Разговор с попутчиком в железнодорожном вагоне – любимейшая мизансцена в мировой литературе. Добавить что-либо новое в описание декораций, в которых такой разговор проходит, сложно. Вагон, как правило, плавно раскачивается, за окном проплывает пейзаж. Если сюжет разворачивается днём, пейзаж представляет собой незавершённую панораму, залитую ненатурально ярким солнцем, с унылыми низкими облаками на горизонте и голубым маревом в зените. Бывает пейзаж и вечерний: чёрно-синий, с врезающимися в потемневшее небо силуэтами семафоров и одиноких деревьев вдали. Чаще всего, он летний; странно, но длинный задушевный разговор в зимней поездке описывается редко. Хотя, кажется, что может быть естественней нескончаемой беседы в натопленном вагоне, плывущем сквозь такую же нескончаемую снежную целину…
Поскольку день (или вечер) летний, то окно приоткрыто, – и в него непременно врывается или горячий ветер степи, или прохладный лесной воздух. На столе между попутчиками обязательно присутствуют чайные стаканы, в оловянных либо мельхиоровых подстаканниках, в которых изредка вздрагивают ложки.
Путешествие в поезде оказывает гипнотическое воздействие. Монотонное раскачивание вагона, удивительная многослойность поездных звуков… Музыка поездного времяпровождения – сложная смесь из однообразного шума за окном, ритмичного стука колес, вжикания купейных дверей, покашливания в соседнем купе, смеха в третьем, храпа в четвёртом. Что именно из этого повергает в фирменный поездной транс, сказать сложно; скорее, всё вместе. Путешествуя в поезде, люди начинают ощущать время; путешествуя в поезде, люди начинают слышать биение собственного сердца; стук вагонных колес в равной степени напоминает и то, и другое; и спрятаться от этого звука путешественнику совершенно невозможно. И текут, текут поездные разговоры, продолжаясь за полночь: разговоры ни о чем и обо всем сразу, разговоры трезвые и разговоры пьяные, разговоры между незнакомыми совершенно и знакомыми едва. Много, много поездных разговоров…
А спутник, попутчик на этот раз худ и седоват, с глубоко посаженными потемневшими глазами, одет чисто и опрятно, но недорого, и стакан перед ним – с чаем, почти полный, с непременной ложкой, которая скоро, скоро уже начнёт свое ритмичное позвякивание о край стакана. Ну, а второй собеседник – ваш покорный слуга.
И пейзаж за окном в этот раз степной и ночной, воздух в окно врывается летний, горячий и вязкий, и свет в купе притушен, и стук колес слышен сейчас отчетливо, потому что пауза продолжается в разговоре уже несколько минут…
– Я вас, похоже, утомил. Простите, но вы, возможно, спать хотите?
– Нет, ничуть не утомили. Вы интересный собеседник, – сказал он дружелюбно, глядя прямо мне в глаза, – Мы разговариваем менее часа, а поговорили уже о стольких вещах… Не знаю, правда, что лучше: непринуждённо перескакивать в разговоре с предмета на предмет, или уметь глубоко сосредотачиваться на чём-то одном. Знаете, в юности я как-то услышал метафору «каботажное плавание» применительно к рассуждениям… Каботажное плавание – плавание около берегов, на небольших глубинах. Люди, которые обладают такого рода умом, неглубоким, поверхностным, как правило, страшатся покидать прибрежную зону… Впрочем, когда я познакомился со своей будущей женой, я быстро убедился – в разговоре с женщинами это единственно возможный вариант поддержания разговора.
Он улыбнулся.
– Будучи молод и не слишком искушён в общении с противоположным полом, я знаете ли, поначалу увлекался в беседе… Книжное воспитание, университетское образование… Но заметил, что мои длинные умные монологи быстро вгоняют прекрасную даму в скуку. Что ж, научиться говорить коротко и бессмысленно, обращая внимание не на содержание слов, а на тембр собственного голоса – это было тоже забавно. В сущности, как же похожи, и даже одинаковы, мы становимся, как предсказуемы, когда добиваемся женской благосклонности! Предсказуемы даже для себя, чего уж говорить о них… Да, так вот эту-то науку говорить ни о чём низким приятным баритоном я и начал постигать, – наряду с умением совершать бессмысленные с разумной точки зрения поступки, наряду с искусством быть сопровождающим, рыцарем, слугою, чёрти чем, в общем…
– Сарказм в ваших словах и подтрунивание над собой означает, как я полагаю, что ваш брак оказался не слишком успешным? – спросил я, – Недолгим? Вы расстались?
– Да, мы расстались, – подтвердил он очень спокойно, – Прошло уже девять лет, но поначалу, признаюсь, мне было крайне тяжело… Видите ли, мне никогда не хватало ироничного, лёгкого отношения к этой жизни: к сожалению для меня самого, очень многое, если не всё, я делал и делаю слишком всерьёз… Так вот, я всерьёз полюбил и очень всерьёз женился. Брак, семья, дети, супружеская верность – все это были для меня очень серьёзные категории, почти сакральные: в отличие, как я полагаю, от многих моих и ваших современников.
Он снова улыбнулся.
– И когда все рухнуло… что ж, это было нелегко для меня, скажу вам прямо… Я читал и слышал от других, что на переживание разрыва требуется от полугода до двух лет. Не знаю, видимо, это не мой случай: я помню, что три или четыре года я не мог прийти в себя, не мог работать, преподавать, часто думать не мог ни о чём другом, кроме как о ней и о том, что произошло… Я видел и чувствовал, как разрываются дети, как они переживают – да, у нас уже было двое детей, были и есть, слава Богу, здравствуют, сейчас Кирюше уже двенадцать, а Елене четырнадцать… Да. Скажу банальность, но именно время – великий лекарь; по прошествии лет всё, так или иначе, выглядит и воспринимается по-другому…
– Судя по вашим словам, инициатором разрыва была супруга? Что же произошло? Простите за бестактность, если я её совершаю, но мне показалось…
– Нет, это было моё решение, – произнёс он, опять-таки очень спокойно и без промедления, – Знаете, мне не хочется говорить о причинах, я никогда о них не говорю. Нет, я не полюбил другую женщину. Нет, я не ушёл из семьи. Скажу вам больше: годы после разрыва я продолжал любить свою жену и думал только о ней. Но есть вещи, через которые я не могу переступить. Это, опять-таки, говорит не в мою пользу, я понимаю: возможно, следует иметь более современные и либеральные взгляды на брак…