Постовой сержант милиции Смирнов вышел на перекресток. Он постоял с минуту, потер озябшие уши, подняв воротник полушубка и пошел вдоль улицы.
Вечерние сумерки сгущались, мороз крепчал, улицы заволакивал туман. Прохожих с каждым часом становилось меньше, редкие машины шли медленно, часто сигналили.
Смирнов обошел еще раз свой пост и свернул к телефонной будке, чтобы доложить дежурному и попросить разрешения обогреться.
Сделав несколько шагов вдоль углового дома, он впереди себя увидел двух человек, освещенных слабым светом, падающим из окна. Один из них запрокинув голову, лежал на спине и судорожно хватал мерзлый асфальт, второй, в сером пальто, стоял на одном колене, держа в руке нож.
Смирнов от неожиданности опешил. Но в тот же миг, сообразив, что происходит, ударил парня в сером пальто по руке – нож со звоном упал на тротуар. Парень что-то выкрикнул, он повернул растерянное лицо к Смирнову и хотел встать, но удар в грудь повалил его на землю.
– Я ничего… я…
– Лежать! – повелительно сказал Смирнов и направил пистолет в его сторону. Парень прижался к асфальту.
Смирнов посмотрел по сторонам, надеясь увидеть прохожего, который помог бы ему вызвать скорую помощь и сообщить в отделение, – но кругом ни души, только редкие деревья полусонно смотрели на него.
Человек застонал. Что делать? Дорога каждая минута. Смирнов в нетерпении оглядывался. Неужели из-за его медлительности погибнет человек? Где-то на соседней улице просигналила машина. Только теперь он вспомнил про свисток «Садовая голова», – выругал он себя и свистнул. Из тумана, точно из-под земли, вынырнул милиционер с соседнего поста, спросил, что нужно, и побежал к телефонной будке.
Через несколько минут подъехала скорая помощь, санитары осторожно положили раненого на носилки, отнесли в машину и уехали.
Смирнов облегченно вздохнул и подошел поближе к убийце.
Следователь капитан Воронов был молодым работником. Год назад он демобилизовался из армии и районный комитет партии направил его работать в милицию. Нелегко давалась новая служба. Правда, поручали ему расследовать дела «полегче», пока привыкнет, по хулиганству, мелким кражам. Но и эти дела отнимали у него все силы, ведь дело приходилось иметь с людьми разных характеров и профессий и решать их судьбы.
Чтобы быстрей освоился с работой, его чаще других следователей назначали дежурить по отделу. Вот и сегодня его очередь.
Воронов прочитал протокол показаний свидетелей, достал папиросу и задумался.
В коридоре послышались торопливые шаги, и в кабинет вошел лейтенант Поляков.
– Товарищ капитан, на Заводской улице убийство. Потерпевшего отправили в больницу, убийцу сторожит сержант Смирнов, на месте поймал, – одним духом выпалил Поляков.
Воронов вскинул широкие брови, бросил папироску и встал.
– Вызови из управления работников научно-технического отдела и доложи начальнику. Я еду туда. Машина где?
– Ожидает вас у подъезда.
Шофер молча вел машину на большой скорости. Молчал и Воронов. Он первый раз ехал расследовать такое серьезное преступление. С кем ему предстоит иметь дело? Эта неизвестность волновала его, и он нетерпеливо смотрел вперед.
Свет фар выхватил из темноты Смирнова. Шофер заглушил мотор. Сержант, козырнув, стал взволнованно докладывать о случившемся. Воронов, слушая его, теребил усы и с деловым любопытством рассматривал прижавшегося к палисаднику человека.
– Встаньте! – приказал он, когда Смирнов закончил докладывать.
Парень, опасливо посматривая на Смирнова, встал.
– Ваша фамилия?
– Тропинин, гражданин начальник.
Последние слова неприятно поразили слух. Так говорят люди, побывавшие в
– Из тюрьмы давно?
– Полмесяца.
– Отвезите в отделение, – коротко бросил Воронов прибывшим участковому и милиционеру.
Воронов осветил фонариком место преступления. Там, где лежал раненый, алела кровь. Неподалеку валялись две папиросы «Беломорканал». Одна из них была немного курена, у второй только помят мундштук. Тут же лежала наполовину пустая, изрядно потертая спичечная коробка и с застывшей кровью нож.
– Как же это ты, Гриша, оплошал? Почти под носом у тебя зарезали человека, а ты…
Смирнов виновато потупился.
– Туман, товарищ капитан. В трех метрах ничего не видать. А он его тихо, даже стона не было слышно. Видать, из бывалых.
Из управления прибыли работники научно-технического отдела. Быстро установили прожектор. Составив вместе с ними протокол осмотра места происшествия и захватив вещественные доказательства, Воронов и Смирнов возвратились в отдел.
– Вот это морозец, я понимаю, – потирая руки, проговорил Воронов, его черные глаза поблескивали.
– Это разве мороз! Цветочки, ягодки еще впереди, – ответил Смирнов. – У нас так: если мороз – дух захватывает, если солнце светит – никакая тень не спасет, если гром грянет – неделю в ушах звон стоять будет.
– Я, Гриша, видел эти ягодки. На этом морозе из меня когда-то солдата делали. Так что записывай в свои.
Воронов сел за стол, снял телефонную трубку и набрал номер больницы. Врач сообщил, что пострадавшему нанесено ножевое ранение в грудь. Произведена операция. Больной находится в бессознательном состоянии. Воронов вызвал Полякова и отправил его в больницу осмотреть вещи пострадавшего. Затем приказал привести задержанного.
Тропинин вошел с опущенной головой и остановился посредине кабинета. Он был невысок, сухощав, с болезненным бледным лицом. На тонких губах только что пробился пушок. Он беспрестанно шмыгал носом и казалось, вот-вот расплачется. Пальто на нем было, по-видимому, с чужого плеча и висело мешком.
Не чувство злобы или презрения вызвал Тропинин у Воронова, а чувство брезгливости. Мальчишка… за партой еще сидеть следовало…
– Садись, – коротко бросил Воронов.
Тропинин поднял на Воронова взгляд, полный горя и отчаяния, опустился на стул, шмыгнул носом и уставился на дверь, погруженный в собственные думы.
– Кто тот человек?
– Максим Потапов, – даже не повернув головы, ответил Тропинин.
– Вы с ним знакомы?
– Мы с ним в одной школе учились, а после вместе пошли на завод работать. Максим – токарем, а я слесарем. Здесь совсем сдружились. Семья у нас какая-то непутевая Отец с матерью то дерутся каждый божий день, то дружней их нет – за водку берутся. Максим позвал меня жить к себе. – Слова Тропинин произносил неторопливо, тихо, задумчиво, ни на кого не смотрел, казалось, он не рассказывал, а думал вслух, жил в этом недалеком прошлом. – Я стал хорошо зарабатывать. Деньги оставались, я их кое-когда тратил на выпивку. Тут новые друзья появились. Они меня познакомили с одним приятелем – Славой. Он нигде не работал, но деньги у него водились. И стали мы каждый вечер кутить. Я бросил учиться, читать книги. Максим начал ругать меня за такую жизнь. Его наставления мне не по вкусу пришлись. Я ушел жить в общежитие… Однажды после получки мы с Лешкой выпили и заявились в клуб. Там дежурные с завода. Они попросили нас выйти. Мы подрались, выбили окна… В этом же клубе нас и осудили… Поделом мне, дураку. – Тропинин помутневшим взглядом посмотрел поверх головы Воронова. – Полмесяца назад закончился мой срок наказания. Я опять пришел к Максиму Хорошо он меня принял. Все-таки товарищи. Устроили ужин. Тут я ему оказал: «На завод пойду. Надо грязь с себя смыть». А он мне и говорит: «Не примут туда хулигана». Я этого-то и боялся. Думал, не поймут меня, отвернутся. И вот лучший друг… Обида меня взяла. Я ему вгорячах такое наговорил, и рассказать совестно. Взял свой чемодан и ушел на другую квартиру. А сегодня был в отделе кадров на заводе. Приняли меня и квартиру дали. Послезавтра должен выйти на работу в первую смену. Обрадовался я. Потом пошел в город и бродил до вечера. По дороге домой, на Заводской улице, смотрю, лежит человек. Думаю, пьяный. Подхожу – Максим. Сказать ничего не может, только мычит и все силится встать. Я хотел бежать за скорой помощью, а тут кто-то меня как двинет в грудь, так у меня круги перед глазами заходили. Очнулся, передо мной сержант стоит. – Тропинин кивнул на Смирнова.