Как искры освещают на мгновение пространство вокруг, так и память выхватывает из далекого детства отдельные сцены, события, эпизоды. Что же помнится из самого раннего детства? Конечно родители.
Папа – Петр Ильич Мальков – высокий стройный, со всеми доброжелательный, со мной всегда веселый и шаловливый. Мы с ним часто баловались, смеялись. Он любил сидеть у печки на низенькой табуретке, я пристраивалась у его ног. Мы могли подолгу тихо сидеть и смотреть на огонь. Если папа оказывался дома в то время, когда мне следовало спать, то он пел колыбельную Моцарта «Спи, моя радость, усни». И я засыпала. Иногда, лежа в постели, я разглядывала обои с большими цветами, населяя их вымышленными человечками, которые бродили в густых зарослях. Частенько, как только меня отдавали в детский сад, я болела, приходилось лечиться и сидеть в постели. Из одеяла и подушек я создавала как бы пейзажи с горами, речками, пещерами. Карандаши играли роль человечков, которые прятались, дрались, играли. Так я могла часами придумывать различные сюжеты.
Мама – Евгения Израйлевна Райскина – по образованию педагог и экскурсовод, водила меня в музеи, рассказывала всякие исторические байки. Часто у нас собирались гости – мамины сестры и братья, готовили незамысловатые, но вкусные блюда, заводили патефон, танцевали. Тогда в моде была пластинка «Синий платочек», я нечаянно сделала на ней царапину и очень переживала по этому поводу. Мама принесла из библиотеки книгу «Три толстяка», переворачивая страницы, я оторвала уголок и тоже волновалась, что маму будут ругать из-за меня.
Папа очень много времени проводил на работе, при этом он старался сделать маме существенный подарок. Вместе с бабушкой они целую ночь отстояли в очередь чтобы купить для мамы хороший материал. Однажды папа взял меня с собой на важное дело – покупку шкафа, постояли в очереди, купили, потом на тележке везли от Гостиного Двора до дома на улице Петра Лаврова.
Большим событием в довоенные годы был поход на спектакль «Синяя птица», который привез в Ленинград театр им. Вахтангова. Родители организовали поход своих друзей, но билетов достали меньше, чем было желающих. Меня тоже взяли. Пришлось применять какие-то хитрости. Спектакль произвел на меня огромное впечатление, несколько дней я разыгрывала дома сценки, а по ночам снились сны, как продолжение спектакля.
Обычно в мае бабушка отправлялась в деревню Гусино Смоленской области, где у нее имелся дом. Однажды меня отвозил туда папа. Мы поехали через Москву, где у него оказались дела. Больше всего меня потрясло метро, особенно эскалаторы. В вагоне поезда мы играли в детские игры, которые приобрели в Москве. На какой-то остановке мы вышли купить горячей картошки, соленых огурчиков и простой пищи, что подносили к вагонам хозяйки. Когда вернулись, игр не оказалось. Это меня страшно удивило и огорчило. Так случилась у меня первая кража.
В Гусино для папы всегда находилась работа. Помнится, занялся он починкой крыши из щепы. В глаз ему попала соринка, глаз покраснел и припух, пришлось обращаться в медпункт, куда я его сопровождала. В свободное время папа собирал небольшую группу ребятишек, и мы ходили в лес, купаться на речку, смотреть мельницу.
Однажды меня положили в больницу на улице Чайковского. Лежу в палате, вдруг слышу папин голос: «Где тут лежит Галя Малькова?». Я сразу отозвалась. Папа прошел нелегально, принес мне передачу, но самая большая радость – сам визит. Когда я поправилась, в воскресные дни мы с папой часто ходили в Таврический сад по бульвару и в саду я каталась на маленьких лыжах.
Перед войной ко дню рождения мне подарили роскошный подарок – маленький столик и два стульчика. Потом папа купил металлический конструктор, и мы вместе собирали из деталей разные изделия: лифт, тачки, колясочки для кукол. Я играла роль помощника, но все равно чему-то училась.
Читать я не умела, но быстро запоминала стихи и где следует переворачивать страницу, поэтому казалось, что я читаю.
В мае бабушка уезжала в Гусино и брала меня. Я уже выросла и готовилась к школе. С местными ребятами мы ходили на речку и лес, где все было бело от подснежников. В начале июня мы заметили какие-то странные эшелоны из теплушек, в которых везли людей. Иногда эшелоны подолгу стояли на путях, люди сквозь решетки просили хлеба и питья, но солдаты не подпускали к ним никого. Война еще не началась. Только через много лет я поняла, кого везли в теплушках как скот. Это вывозили из Прибалтики людей, которых считали ненадежными элементами. Так что не стоит удивляться сегодняшнему не слишком доброжелательному отношению к бывшим военным в Прибалтике.
Начало войны мы почувствовали сразу, быстро научились отличать по звуку наши самолеты от немецких, начались бомбежки строений и железнодорожных составов. Сначала мы бегали в лес прятаться от бомбежек, но скоро стало ясно, что немцы очень быстро приближаются. Бабушка приняла совет знакомого железнодорожника, закопала в огороде всякую кухонную утварь, собрала самые необходимые документы, деньги и вещи, и вместе со мной отправилась в Ленинград. Возможно это был последний поезд. Все оставшиеся в деревне погибли.
Дорогой поезд часто останавливался, попадал под бомбежки. Иногда случались остановки в чистом поле, высокие травы, цветущие ромашки и колокольчики. Хотелось нюхать цветы и любоваться ими. Но прилетали немецкие самолеты и обстреливали людей на бреющем полете, после налета не все продолжали путь.
В конце концов добрались мы до Ленинграда. С начала войны из города стали вывозить военные заводы. Мой папа тоже должен был уехать со своим заводом, но так как меня еще не привезла бабушка из деревни, отъезд сначала отложился, а потом и вовсе не состоялся. Папу часто отправляли загород руководить рытьем заградительных сооружений. Мама поняла, что немцы быстро приближаются к городу, и старалась сделать хоть какие-нибудь запасы. Если что-то съестное продавалось, мы всегда выстаивали любые очереди и покупали продукты будь то овощи, сухофрукты, орехи.
В первую же бомбежку в наш дом на улице Петра Лаврова попала бомба, разрушился угол дома. Сначала мы собрали чемоданы и перебрались жить к знакомым, боясь, что дом рухнет при следующих бомбежках, но вскоре привыкли, решили положиться на судьбу и вернулись в свою комнату. Хорошо помню зарево пожара, когда горели Бадаевские склады. Все сложнее становилось получить продукты по карточкам, нормы уменьшались, очереди росли.
