Пролог
Я помню двух девочек…
– Ничего не бойся. Они тебя не тронут. Я им не разрешаю.
Одна девочка успокаивала другую, гладила по волосам, положив ее голову себе на плечо. Другая не слушала, плакала и тряслась всем телом. По красному личику катились большие слезы. Скапливались на подбородке, тяжело обвисали, срывались вниз, расцветая на платье большими мокрыми кляксами.
– Ну, – поморщилась первая, – рева-корова, тоже мне. Давай-ка не реви. Сейчас я сделаю тебя красивой. Так тебя точно никто не узнает.
Она быстро оглянулась по сторонам. Потянулась к потертому рюкзаку, который висел на спинке стула. Достала оттуда маленькую косметичку, тени, треснутое потертое зеркальце. Ладошкой вытерла слезы подруге, принялась водить кисточкой по ее прикрытым дрожащим векам.
– Вот так, – приговаривала, – вот так. Совсем другое дело. Будешь у меня красивая, как куколка.
Они сидели в маленькой темной комнате, похожей на каморку папы Карло, про которую им читали в книжке. Здесь не было окон, свет давала маленькая лампочка над головой. Из-за полуприкрытой двери слышались голоса, те пугали девочек. Даже первую, которая старалась нет подавать виду. Где-то пели люди.
– Мы сможем? – подала голос плачущая девочка. – Точно?
– Точно, – ответила ей подруга. – Я же тебе обещала.
Она пыталась придать голосу уверенности. Получалось с трудом, в словах проскакивала дрожь. Она сама была напугана до смерти, впервые осмелившись ослушаться. Но по-другому поступить не могла. Она обещала, слишком многое зависело от нее. Закончив с макияжем, отошла на шаг, оценила работу, склонив голову на бок. Спрятала косметику обратно в рюкзак.
– Вот, – повторила, – совсем другое дело. Открывай глаза. Только теперь не реви. Ты же не хочешь, чтобы моя работа испортилась?
Подруга мотнула головой, не хотела. Открыла глаза, похлопала ресницами, теперь длиннющими, как у миленькой фарфоровой куколки. Девочки подошли к висящему на стене большому зеркалу без рамы. Долго всматривались в свои почти одинаковые отражения. Светлые волосы, круглые румяные лица, одинаковые платья, похожие на школьную форму.
– Видишь? – взяла рюкзак, повесила на плечи. – Я же тебе обещала. Мы теперь очень похожи. Никто тебя не узнает. Веришь мне?
Подруга кивнула. Девочка понимала, что пора уходить, нельзя мешкать. Но сама мялась. Еще раз оглянулась по сторонам, поправила платье, снова полезла в рюкзак, долго рылась там, перекладывая вещи.
– Что там у тебя?
– Так, – отмахнулась, – кое-что украла у него. Нам пригодится. Потом. Все, пошли.
Она за руку потащила подругу к двери.
В коридоре голоса слышались отчетливее, еще более зловеще. Бросало в пот, подкашивались ноги, но девочки шли дальше. Одна упорно и настойчиво тянула за руку другую.
Коридоры напоминали лабиринт. Стены со вздувшимися обоями, с потрескавшейся краской и штукатуркой, исписанные фломастерами и баллончиками, делали повороты, петляли, расходились в стороны и делились на ходы. Голоса трескались в воздухе, вибрировали, от этого чуть заметно раскачивались маленькие лампочки над потолком. Тени плясали по стенам, вытягивались, становились похожими на чертиков. Под ногами хрустел мусор, осколки стекла и кирпичная крошка. Зияли проемы полуоткрытых дверей, за которыми была темнота. Она наблюдала, облизывалась. Девочки быстро шли вперед, прятали лица, не смотрели по сторонам.
В темных углах неподвижно стояли одинокие фигуры. Не смотри туда! Только вперед, мимо них, скорее. Фигуры не двигались. Только у стены зашевелилось короткое уродливое туловище без рук и ног, заворковало, увидев девочек. Толстое, как гусеница-переросток, выгнулось, продвинулось на метр, попыталось перегородить путь.
– Скорее, не обращай внимания. За мной!
Девочки прошмыгнули мимо уродца у стены. Тот только разочаровано фыркнул и громко щелкнул зубастым ртом.
– Я выведу, – бормотала про себя девочка, которая тащила за руку подругу, – я все помню, им меня не обмануть. Я выведу…
Больше для уверенности. Для себя.
– А что это вы здесь делаете?
Девочки встали, как вкопанные. Замерли на месте от страха и неожиданности. На дороге у них стоял крупный мужчина в джинсах и выцветшей армейской куртке. Один из охранников. Значит выход уже где-то рядом. Они почти пришли. Точнее вышли.
– Вы должны быть на службе вместе со всеми.
Девочка не растерялась. Уверенно шагнула вперед, гордо подняла подбородок.
– Ей стало плохо, – она дернула за руку подругу, – мне разрешили ее вывести. Пропусти нас.
– Ну… – мужчина замялся.
– Ты же знаешь, кто я?
Девочка сделала еще шаг вперед. Не мигая, грозно смотрела на мужчину снизу-вверх. Тот стушевался, отступил.
– Как думаешь, что будет, если я расскажу ему, что ты нас не выпустил? А ведь он сам разрешил.
Охранник сдался. Опустил взгляд, втянул голову в плечи. Упоминание о том, кто разрешил, могло испугать не только его.
– Хорошо-хорошо, – он попытался придать голосу важности, получилось плохо, – вам туда, наверх.
Девочки поспешили. За еще одним поворотом коридора виднелся лестничный марш. Он вел наверх, в темноту. Подруги глубоко вдохнули, побежали. Подошвы обуви звонко зашаркали по бетонным ступеням. Выход был совсем рядом.
– Возвращайтесь скорее! – крикнул им вслед охранник. – Уже скоро начнется!
– Без нас не начнут, – тихо буркнула девочка себе под нос.
Они поднялись на самый верх. Нащупали в темноте хлипкую деревянную дверь. Это могло быть обманом, здесь открывались далеко не все двери. Навалились и… оказались снаружи.
На секунду их ослепил свет хмурого осеннего дня. Волосы растрепал холодный влажный ветер. Стоял октябрь, громоздкие серые тучи тяжело перекатывались по низкому небу. В воздухе стояла мокрая дождливая взвесь. Они оказались на заброшенном пустыре, заваленном мусором. Тут и там ржавели остатки каких-то механизмов, покосившиеся скелеты экскаваторов и бульдозеров. Перед ними, сколько было видно, раскачивались под порывами ветра сухие стебли высокого бурьяна. Только далеко-далеко, казалось, на самом горизонте пролегла тонкая нитка трассы. По ней проехала машина. Маленькая издалека, как игрушечная.
– Скорей! – закричала девочка, все еще волоча за собой подругу. – Бежим к дороге! Теперь только вперед! Бежать! Теперь он знает! Знает!
Они неслись через бурьян, подгоняемые ветром. Обдирая руки и лица о кусты, цепляясь за колючки рукавами и подолами платьев. Тяжело дыша и тихо поскуливая от страха. Не осталось и следа от напускной храбрости, теперь разум охватил только живой ужас, который подгонял, не давал остановиться.
За их спинами раздался оглушительный рев, полный гнева, тоски и разочарования. От него зазвенело в ушах, внутренности сжала невидимая ледяная рука. Хотелось спрятаться, зарыться в землю. Реву вторили сотни голосов, которые недавно радостно распевали песни. Казалось, кричало само здание, из которого вышли девочки.
