Хорошо сидеть на крыше и смотреть на город. Совершенно некуда торопиться, ничего не надо делать – сиди и смотри. На заводскую трубу можно посмотреть – пофантазировать, как и на эту трубу залезешь и оттуда будешь любоваться. Все-таки тянет иногда к высокому. За последнюю неделю я уже больше десяти крыш облазил.
Крыша плоская, покрытая рубероидом. Рубероид разогрелся на солнце – мягкий.
Вчера я тоже здесь был. Посидели мы с Юлькой, посмотрели. Юлька, правда, все больше во двор смотрела (она здесь живет), а я, как обычно, на город. Потом Юлька как закричит: «Смотри, Дорохов идет!». Через двор неторопливо шел Дорохов. В гости к Юльке, конечно же.
– До! -ро! -хов!.. – кричу я.
– Иди к нам.
– Нет, лучше вы ко мне, – кривляться вздумал.
Ну, мы к нему не спустились и он к нам не поднялся. Пошли мы в гости к Юльке – он снизу, мы сверху.
У Юльки отца нет, а мать какой-то научный сотрудник – биолог, кажется. Хорошая у Юльки мама, приветливая. На стенах висят рисунки, Юлина бабушка рисует. И сама Юля тоже очень хочет рисовать. Даже в художественную школу записалась – ходит туда по вечерам.
Мама Юлина оказалась дома. Не успели зайти, она нас к столу потащила. И не то, чтобы потащила…, не так, как другие родители. Другие уговаривают, даже нотации читают: «Нехорошо, – мол, – пришли в гости и даже чаю не попили», – а то и вовсе есть заставляют, прямо неудобно. С Юлиной мамой все по-другому. С ней за одним столом сидеть… свободно, что ли. Как будто с Юлькой.
Короче, сидим, пьем чай с вареньем. Дорохов сидит, ногу на ногу закинувши, я прямо напротив него, а Юля куда-то убежала в другую комнату. Юлина мама нам рассказывает, как она в прошлом месяце в горы ходила и как она ехала в одном вагоне с такими же, как мы, мальчиками и девочками, – «или молодыми женщинами и юношами», – поправилась она. Эти ее «молодые женщины и юноши» – у меня в голове застряли. Я бы и на «мальчика» не обиделся и озабоченности никакой по поводу «юношей и девушек» не испытывал, просто сказано было это задумчиво и в довесок, что ли, поперек остального текста. «Странная у Юли мама», – подумал я с завистью в который уже раз.
А Юля все это время порхает из кухни в комнату. Иногда даже не останавливаясь – впорхнет на кухню, развернется и обратно выпорхнет. Я ей говорю:
– Чего ты бегаешь? Садись чай пить.
А она:
– А я пью. Вон, уже пол-стакана выпила.
И действительно – выпила. И даже место у нее за столом есть, и, вроде бы, сидит она там. Так, иногда вскакивает, а потом опять садится. И все равно – порхает. Похожи они с матерью.
– Юль. Ты куда поступать будешь? – спрашиваю. У нас как раз прединститутская пора, школы все пооканчивали, а в институты еще не поступили.
– На биофак, – отвечает. То, что этот биофак в университете находится, само собой разумеется.
– А я в МФТИ поеду, – говорю. В Московский физико-технический институт намылился то есть.
– А что не готовишься? – Юлина мама спрашивает.
– Да я все знаю, – говорю. И ведь не вру, что самое интересное.
Никакие преподаватели не могут найти у меня пробелов по физике или математике. Правда, русский на два с плюсом, и английский совсем не знаю. Но в МФТИ, если видят, что человек толковый поступает (если физики с математиками на отлично сдашь) – на остальные мелочи внимание не обращают.
– Хочешь, я тебе МФТИвские вступительные задачки за прошлые года принесу? – Дорохов говорит. У него отец тоже какой-то научный сотрудник.
Тут Юлька прекратила свои порхания и говорит:
– Ну все. Теперь я здесь надолго уселась.
Мы с Дороховым обрадовались, а Юлина мама встала и говорит:
– Я в заповедник пошла. Там Валера простудился, попроведаю.
И убежала собираться. А мы с Дороховым заскучали, а Юля тоже сидит вместе с нами и скучает, молчит, во всяком случае. Вот от этой-то безысходности Дорохов и предложил ударить по пиву. То есть, у нас вовсе не принято пиво пить, я, например, до этого ни разу не пил, но с другой-то стороны…
– Юль, у тебя банка есть трехлитровая? – Дорохов спрашивает.
– Зачем тебе?
– Чтобы было куда пиво налить.
– Ох, не нравится мне это, – Юлька отвечает. – Ладно уж, берите.
– Пойдем с нами! – Юльку зовем. А она ни в какую. И даже банку дала как-то неохотно, с условием, чтобы вернули. Поехали мы.
До этого дня я даже не знал, что у нас такие места есть. Оказывается, по всему городу стоят вагончики, из которых продают на разлив пиво. Такие места называются «пивточки», а самая хорошая из них, где пиво дешевое и не разбавленное, находится у черта на куличках на другом конце города. Все это мне Дорохов рассказал.
Приехали, купили, отошли от пивточки метров на пять, сели под каким-то навесом, сидим – пиво пьем, на пивточку поглядываем. Денег нам хватило только на два литра. Даже сдачи не осталось. А у пивточки какой-то шорох, мужики какие-то, двое, деньги в окошко суют, а им пиво не наливают. Мужики ругаются, возмущаются, просят даже. «Что?!» – орут на всю Ивановскую, – «Неужели никакой посуды нет?! Так дай, мы любые деньги заплатим!». «Да нету у меня!» – продавец из пивточки кричит, – «Не! -Ту!». Мужики вроде бы успокоились, поняли, что у продавца и вправду посуды нет. Но от пивточки не отошли, ждут чего-то, осматриваются. Тут один из них нас увидел и бегом в нашу сторону. Подбежал, говорит: «Мужики, пиво хотите?». Мы, понятное дело, хотим. А он нам объяснил. Оказывается, в затруднительное положение попали мужики. Решили они после работы пиво попить. И поперлись они, так же, как и мы, через весь город на лучшую пивточку. Приезжают, а на пивточке посуды нет. Денег-то у них – завались, могут хоть неделю подряд нас пивом поить, если мы с ними банкой поделимся.
И вот сидим, уже вчетвером пиво пьем. Мужики веселые оказались, пиво по три литра банку за банкой заказывают. Про какую-то Олю рассказывают. Какая она, мол, классная и как, мол, все у нее на месте. А нам с Дороховым и рассказать нечего. Не было у нас никаких Оль. А мужики про Олю поговорили, потом на Свету перешли. И тоже, какая она классная и как у нее все на месте. Свет у нас с Дороховым тоже не было, поэтому мы молча сидим и пиво на халяву дуем. А мужики со Светы перешли на прошлую ночь, как они в прошлую ночь пили вчетвером со Светой и Олей и в карты резались. Тут меня как будто прорвало и я ни с того ни с сего пустился рассказывать, какие мы с Дороховым лютые в игроки в карты. А мы с ним, кроме как в дурака, да и то редко, карт в руках не держали. А Дорохов меня поддержал. «На прошлой неделе», – говорит, – «одного лоха на стольник обули». То, что Дорохов такими словами бросается: «лох», «обули», – я тоже до сих пор не замечал. Мужики оживились: «Давайте, – говорят, – в буру играть пара на пару!»
